Доктор Сандра Крон, психотерапевт.
Я достала из кармана телефон и набрала сообщение Рейчел.
«Доктор Мама принимает новых пациентов?»
«Подвержен ли нынешний папа римский новым веяниям?» – ответила она вопросом на вопрос.
Работала мать Рейчел из своего домашнего офиса в Бруклине. В то время как эстетика дизайна самой Рейчел всегда отличался воздушностью и легкостью, ее мать тяготела к теплому и уютному стилю. Дом был полон темного дерева и витражных стекол, тут и там стояли растения в цветочных горшках, у окон раскачивались колокольчики, звенящие от каждого дуновения ветерка.
В каком-то смысле здесь мне все напоминало дом родителей в Линфилде, хотя, конечно, художественный, тщательно культивированный дизайн максимализма доктора Крон был далек от музея имени Нашего Детства, в который превратили дом мама и папа.
Во время нашей первой сессии я сразу сказала, что мне нужна помощь с тем, чтобы понять, чего я хочу от жизни, но доктор Крон порекомендовала начать с прошлого.
– Мне особо и рассказать-то нечего, – ответила я, а затем начала говорить и не останавливалась пятьдесят шесть минут подряд. Я говорила о родителях, о школе, о том, как приехала домой с Гиллермо.
Раньше я никогда не рассказывала об этом никому, кроме Алекса, так что выплеснуть свои чувства наружу, конечно, было приятно, но я понятия не имела, как это может помочь мне справиться с кризисом, разрушающим мою жизнь.
Рейчел заставила меня дать обещание, что я отхожу на терапию хотя бы пару месяцев.
– Не пытайся от этого сбежать, – сказала она. – Так ты точно себе не поможешь.
Я знала, что она права. Мне больше нельзя убегать, мне нужно найти корень проблемы. Моя единственная надежда со всем разобраться – это наконец перестать бежать и остановиться, какой бы дискомфорт мне это сейчас ни приносило.
Ходить раз в неделю на сеансы психотерапии. Ходить на работу в «О + П». Приходить домой в пустую квартиру.
Я окончательно перестала вести блог, но зато начала вести дневник. На работе меня отправляли только в региональные поездки по Америке на выходные, и пока я ждала следующей командировки, искала в интернете книги и статьи по саморазвитию. Я искала что-то, что заговорит со мной так, как никогда не говорила фигурка медведя за двадцать одну тысячу долларов.
Иногда я искала рабочие вакансии в Нью-Йорке. Иногда – в окрестностях Линфилда.
Я купила себе растение в горшке, потом книгу о растениях, а потом миниатюрный ткацкий станок. Я честно пыталась научиться ткать по видео на Ютубе, но уже через три часа осознала, что нахожу это занятие ужасно скучным и, кроме того, получается у меня из рук вон плохо.
И все-таки я оставила незаконченное полотно лежать на столике, потому что это помогало мне чувствовать, что я и правда здесь живу. Что у меня есть жизнь, что это мой дом.
В последний день сентября я отправилась в винный бар на встречу с Рейчел, и моя сумка застряла в дверях вагона метро.
– Черт! Черт! Черт! – шипела я, отчаянно дергая на себя сумку, в то время как оставшиеся в вагоне люди пытались разжать двери. Наконец одному мужчине в синем костюме – уже начавшему лысеть, но еще молодому – удалось заставить двери приоткрыться, и когда я подняла голову, чтобы поблагодарить, в его голубых глазах вспыхнула искорка осознания.
– Поппи? – произнес он, раздвинув двери еще немного. – Поппи Райт?
Я была настолько ошеломлена, что не нашлась с ответом. Он вышел из вагона – хотя, совершенно очевидно, вовсе не собирался этого делать изначально. Это не его остановка, но он вышел на платформу, и мне пришлось отступить, чтобы освободить ему место. Двери снова захлопнулись.
И вот мы стояли на платформе, и мне нужно было что-то сказать, я знала, что мне нужно сказать, но… Он сошел с чертова поезда.
– Ого. Джейсон, – только и смогла выдавить я.
Он, улыбаясь, кивнул, тронул светло-розовый галстук, обхвативший его затянутую отложным воротничком шею.
– Джейсон Стенли. Старшая школа Ист-Линфилд.
Мой мозг все еще тщетно пытался осознать происходящее. Я никак не могла совместить две картинки – Джейсона Стенли и нью-йоркское метро. Что он делал здесь, в моем городе, в жизни, которую я построила, чтобы никогда не прикасаться к своей прежней?
– Точно, – выдавила я.
Джейсон Стенли потерял большую часть своих волос и прибавил в весе, но в нем еще сохранилось что-то от того милого мальчишки, в которого я когда-то была влюблена и который затем разрушил мою жизнь.
Рассмеявшись, он подтолкнул меня локтем.
– Ты была моей первой девушкой.
– Ну, – произнесла я, потому что правильным мне это заявление не показалось. Я никогда не думала, что Джейсон Стенли был моим первым парнем.
Разве что первой влюбленностью, превратившейся затем в травлю.
– Ты сейчас занята? – Он взглянул на часы. – У меня есть немного времени, если захочешь посидеть где-нибудь и наверстать упущенное.
Я не хочу наверстывать ничего упущенного.
– Вообще-то я сейчас иду на психотерапию, – сказала я по какой-то абсолютно тупой причине. Это просто оказалось первым оправданием, которое пришло мне в голову.