— Скажи, Егор, а по физкультуре у тебя тоже три?
— Ты что-о-о?! — почти обиделся парень.
— Физкультура у него в почёте, — замечает Сергей, — Он одной рукой двухпудовую гирю двадцать раз жмёт.
— Двадцать пять, — поправляет Егор, — Левой. Правой — тридцать.
— Ух, ты! — искренне восхищаюсь, — А ну, покажи! Сними куртку.
Что надо показать, Егор, по-моему, не понял, но куртку снял без разговоров.
— Сделай так! — Я поднимаю согнутую в локте руку вверх, напрягаю. Егор повторяет жест, джемпер распирают бугрящиеся мышцы. Я аж подпрыгиваю от восторга.
— Класс! Я потрогаю? — не дожидаясь разрешения, вонзаю пальцы ему в плечо. Не вонзаются! Литые мышцы деревянной твёрдости.
— Класс! Даже у папы таких нет…
(Какой вкусненький!) — Стоп! Это кто сказал? Мы обе? Что я имею в виду — я знаю, а Дана про что?
Ещё немного мы весело поболтали, пока я не начала прощаться.
— Дальше вас не зову, хватит на первый раз. Мне пора.
— Дана, а телефон не дашь, вдруг новости какие… — решается Сергей.
— Не дам, — легкомысленно и жестоко отвечаю я, — А вот ваш возьму.
Кто даёт номер телефона, тот и попадает в зависимость. Мне понадобится — я позвоню, а меня нечего тревожить. Сергей быстро пишет свой номер на тетрадном листе, Егор диктует ему свой. Лист я кладу в сумку.
Вприпрыжку удаляюсь в сторону дома, оборачиваюсь через несколько шагов, машу рукой. Парни, попрощавшись, степенно двигаются обратно.
— Эльвира!!! — врываюсь в квартиру с диким криком, — Каникулы! Ура!
Забрасываю сумку в комнату, приплясываю около ворчащей мачехи. Она держит руки, испачканные в муке, вверх. Я висну на ней.
— Ну, Дана! Прекрати! Уронишь меня!
Я принюхиваюсь.
— О! Пироги делаешь? С чем?
— С рыбой и с ливером. Тебе какие больше нравятся?
— Мне? С рыбой, конечно! И с ливером! А если ты сделаешь, то хоть с опилками.
Мачеха мгновенно тает. Я быстро её сделала. Не важно, какой ты расы, лесть любят все, но люди — особенно. Долгоживущие слишком опытны, чтобы легко покупаться на такие простые вещи. Наладить отношения с Эльвирой было несложной задачей. Несколько комплиментов, сказанных вскользь и прямо, и мы — лучшие подруги.
— Пойдём, поможешь, — предлагает Эльвира.
— Обязательно! Только сначала мне выплеснуть всё надо. Подожди минут пятнадцать, — я несусь в комнату, вытаскиваю плейер, ставлю режим внешнего звука. Он негромкий, но мне хватит.
Минут через десять-двенадцать диких половецких плясок замечаю мачеху, стоящую в дверях кухни. Стоит и терпеливо улыбается.
— Даночка, ну, пойдём уже. Я зашиваюсь.
— Щас! Мне надо пар сбросить, а то я на кухне у тебя разнесу всё в щепки, — перехожу на болеесиловые движения, глубокий присед с выпадом и со сменой опорной ноги, быстрые резкие выбросы рукой для имитации ударов разного типа. Ну, и всё такое. У-ф-ф-ф! Теперь можно и мачехе помочь.
— Давай мясо домелем, у меня уже рука отваливается…
Пошла кухонная работа. Я всё делаю и всюду сую свой нос. Эльвира меня время от времени шугает, но не искренне. Ей моё любопытство приятно.
— Совсем забыла спросить, — спохватывается она, — Как ты четверть закончила?
— Не скажу, — знаем, как это бывает, — Папа придёт, всё и доложу. Что я буду, пятнадцать раз одно и то же рассказывать?
Но женское любопытство, оно такое, неистребимое и неотвратимое. Пришлось доложить, пришлось схитрить и пришлось взять обещание, что она теперь сама всё рассказывать папе будет.
Наконец мачеха запаковывает начинку под хитрую тестовую плетёнку, — я тут же влезла потренироваться, — и помещает все четыре увесистых, длиной в две ладони, пирога в духовку.
— Надо бы мне научиться, — рассуждаю я, усевшись спиной к окну прямо на пол, — Вот понадобится мне соблазнить какого-нибудь молодого человека, я ему раз! Пирог под нос! И всё, он — мой.
— Молодого человека не так надо соблазнять, — хихикает мачеха, — твой способ хорош для мужчины за тридцать. Они к тому возрасту как раз приучаются ценить такие вещи.
— Для молодых я и сама знаю способы, — срезаю я, — подумаешь, бином Ньютона.
— Ну, и какие? — насмехается мачеха. Она что, считает себя опытной женщиной? Ну-ну…
— Такие, — туманно отвечаю я, — лучше ты покажи, раз учишь меня.
— Показать? — мачеха хитренько улыбается. Она как-то подбирается, вроде ничего не делает, но развёрнутая осанка заставляет выпятиться грудь, глаза подёргиваются поволокой…
Я наблюдаю, судорожно вбивая внутрь себя настырно лезущие наружу восхищение и потрясение. Медленно и очень красиво Эльвира отводит ножку в сторону, вытягивая носок. Затем как бы невзначай сдёргивает полу халата, обнажая её до середины бедра. Не ослабляя вытянутую стопу, подводит ногу под себя, чуть согнув вбок. Резко выделяется линия бедра. Я не мужчина, но я судорожно сглатываю.
— Понятно. Вот как ты папу охмурила.
Мачеха вместе с хохотом возвращается к обычному виду.
— Сильно. Правда, сильно, — а сейчас я тебя сделаю, мамочка. Одной левой. Одним пальцем.
— Но я по-другому делаю.
— Как? — глаза Эльвиры горят любопытством.