Отравленная страсть

– Татьяна Витальевна, – на этот раз я сам наклонился к ней. – После вот этого протокола, я ничему не удивляюсь. А вдруг милиционеры ее подкинули? Разве были какие-нибудь свидетели или понятые при изъятии?

– Заколов, ты утверждаешь, что сотрудники милиции могли сфабриковать улику?

– Я ничего не утверждаю. Я лишь предполагаю. Кроме того, заколка могла попасть в салон и до его смерти. – Я тут же решил развить эту мысль: – Вы, наверное, знаете, что Глебова приобрела машину не самостоятельно. «Волгу» ей предоставило некое влиятельное лицо. А Воробьев, по-моему, имел отношение к этому лицу и вполне мог посидеть за рулем этого автомобиля или проехать в качестве пассажира. Как вам такая версия? Ведь мы с Ириной Глебовой первый раз сели в автомобиль только вечером того дня. А его ведь кто-то пригнал к университету.

– Заколов, интересно получается! В прошлый раз ты заявлял, что знать не знаешь никакого Воробьева, а сейчас излагаешь такие подробности.

Я понял, что попал впросак. Нужно было срочно что-то придумать.

– Так ведь, Татьяна Витальевна, слухи, слухи. Сами говорили, что преступление громкое. В городе всякое болтают. Волей-неволей прислушаешься, тем более если тебя к этому пытаются примазать. – Я подумал, что лучше увести разговор в сторону: – Кстати, если это такое серьезное преступление, то почему это дело доверили именно вам, а не какому-нибудь более опытному коллеге?

– Ты сомневаешься в моей компетенции? – ухмыльнулась Воронина.

– Вы женщина, да и возраст еще… То есть стаж работы небольшой. Я думал, начальство громкие дела обычно опытным мужчинам доверяет.

– Убийства, там где поножовщина, огнестрел, кровавая драка – да. Но здесь особый случай – отравление. – Воронина встала, оправила юбку и зашагала взад-вперед по тесному кабинету, как в прошлый раз в общежитии. – Такой вид преступления свойственен женщинам. А я лучше понимаю их психологию. Жена Воробьева утверждает, что муж часто задерживался на работе. Для его должности это нормально. Но мы проверили некоторые даты и установили, что не всегда он отсутствовал по делам службы. Были такие вечера, когда никто не знает, где он находился. И в тот роковой вечер было также. Как говорится, к гадалке не ходи, у Воробьева была любовница.

– Почему вы так решили? – Мне не понравился такой ход мысли Ворониной.

– Я – женщина! – Татьяна Витальевна произнесла эту фразу не без гордости. – Поговорила с его женой. Она, конечно, напрямую не утверждает, но мы друг друга поняли. Жены чувствуют, когда их благоверные погуливают. Просто многие не хотят копаться в грязном белье и терпят, пока все выглядит прилично. Особенно, когда муж при должности.

Она остановилась и погрузилась в раздумья. Лицо стало грустным, мне показалось, что думает она сейчас совсем не о расследовании. Через минуту она встрепенулась:

– Что-то мы отвлеклись. Хватит о любовницах, поговорим лучше о тебе, Заколов. Есть еще одно странное обстоятельство. Портфель, который уволокла непонятная собака.

Воронина вопросительно уставилась на меня. Я скорчил глупую гримасу:

– А что портфель? Портфель как портфель. Наш с Евтушенко. Только мы им редко пользовались. Сейчас в моде «дипломаты». Мы уже и забыли про него.

– Я установила, что подобный портфель имелся у Воробьева. А после его смерти он пропал.

– Все портфели похожи.

– Не скажи, тот портфель был породистым.

– Как и собака, – улыбнулся я. – Обычный портфель из кожзаменителя. А у Воробьева наверняка кожаный был.

– Да. Но загвоздка в том, что пока его не нашли. А твой портфель уж очень напоминает портфель Воробьева.

– Бывает, – я старался выглядеть равнодушным. – Может, из-за портфеля его и убили? Тогда найдете вместе с убийцей. А может, он у любовницы портфель забыл.

Последнее я брякнул зря. Опять всплывала тема любовницы.

– Может, и у нее, – согласилась Воронина.

– А вы уже нашли?

– Кого?

– Ну… любовницу. – Как мне не нравилось это слово применительно к Жене!

– Мы изучили окружение Воробьева. И скоро наверняка установим эту женщину. Не так много вариантов осталось. Тогда я легко размотаю запутанный клубок даже без твоей помощи. И если ты к этому причастен, у тебя, Заколов, не будет смягчающих обстоятельств.

Она вновь испытывающе посмотрела на меня. Глядя в ее красивые серые глаза, я спокойно изрек:

– Не верь, не бойся, не проси.

– Постигаешь воровской жаргончик?

– Не один сижу. Подсказали.

– Учти, в камере хорошему не научат.

– Как знать.

– Значит, не хочешь. – Она откинулась на спинку стула. – Из-за твоего упрямства может получиться так, что ты будешь отвечать не за одно, а за два убийства. А это уже явный вышак.

– Чего? У нас теперь что, сталинские времена? Может, вы меня еще и в японские шпионы запишете?

– Убит еще один человек. Тоже с помощью яда.

– Кто? – растерянно выдохнул я. Но сразу попытался взять себя в руки и развязно произнес: – Да пока я здесь сижу, у вас, глядишь, полгорода перетравят!

– Второе убийство произошло до твоего ареста.

Я не знал, что и думать. Воронина выждала паузу и предложила: