Отражение звезды

Боль ушла быстро, но вскоре поднялся жар, затрясла лихорадка. Нестерпимо хотелось пить. Пот заливал лицо, и Мирон никак не мог согреться даже под овчинным одеялом. Всю ночь Айдына и Никишка не отходили от него. И он, виновато поглядывая, божился, что ему лучше, а скоро и вовсе встанет на ноги. И, правда, уже под утро Мирон заснул, а когда лучи солнца заглянули в юрту, он и впрямь ощутил себя здоровым. Встретив закат полуживым, с рассветом он мог уже сидеть в седле и держать в руке саблю. Никишка перевязал раны чистыми тряпицами, и они почти не беспокоили князя. Лишь голова слегка кружилась, но вскоре и это прошло…

Примеряя куяк, Мирон удивлялся: руки двигались, как и прежде, словно и не было вывернутых суставов. Он несколько раз взмахнул саблей для проверки. Ничего! Не болит, не саднит, не ноет! Что ж это за мазь такая диковинная, после которой даже кровавые рубцы мигом затягиваются?

Поглядывая на него, Никишка качал головой.

– Колдовка она! Айдынка-то! Непременно колдовка! Почище бабки своей управилась!..

Мирон лишь посмеивался. Колдовство ли, любовь ли Айдыны поставила его на ноги. В этом ли дело? Главное, что он снова полон сил и может сражаться!

А враг был уже на подходе. Вспыхнули на сопках сигнальные огни, поднялись столбы черного дыма, а вскоре примчался гонец на взмыленном коне. Спешившись, он пошатнулся от усталости, но нашел в себе силы доложить Айдыне, что ойратских яртаулов заметили на берегу Енисея. Значит, основное войско тоже недолго осталось ждать.

В аале поднялась суматоха. Все, кто слаб и стар, немощен и мал, – все устремились в крепость на вершине Изылтах. Табуны и стада еще накануне спрятали в глухих логах и распадках. Так что на главном рубеже остались только воины…

Войско Айдыны приготовилось к отпору. Широкая лощина перед аалом просматривалась вдоль и поперек, ойратские яртаулы наверняка рыскали по всей округе, но одно знал точно Мирон: об укреплениях и ловушках им мало что ведомо. Слишком плотно стояли дозорные – мышь не проскочит, змея не проползет незаметно. Значит, ойраты пойдут на хитрости. В стане Айдыны никто в этом не сомневался….

Пробравшись ложбинами и оврагами, прибыли остальные дозорные, сообщив, что джунгары совсем близко.

Мигом, по взмаху руки чазоолов[90] чаадарские воины метнулись в укрытия, затаились в укромных местах за скалами и в кустарнике. Тысячное войско исчезло, будто растворилось среди густых зарослей и каменных глыб. И воцарилась тишина…

А затем послышался гул. Казалось, он рос из-под земли и, усиливаясь, заполнял собою степь, сопки, ложбины. За дальним лесом, точно грозовые тучи, поднялись клубы пыли, а гул распался на дробный топот множества копыт. Серая мгла затянула солнце. Синее, будто чистое озеро, небо потемнело и, утратив свою глубину, стало похоже на грязную лужу.

И вот, словно длинный язык, вывалилась из дальнего ущелья джунгарская рать. Тонкая и длинная цепь всадников, расправляясь, как веер, приближалась к реке. Частокол пик, сотни разноцветных знамен… Грозная сила, беспощадная, как пыльная буря, стремительная, как степной пожар…

– Давай, Никишка, беги к запруде, – приказал Мирон. – Как только калмаки начнут переходить реку, спускайте воду!

Черкас нырнул в заросли.

Тем временем передовые отряды ойратов уже достигли берега. Натягивая поводья и осаживая коней, всадники вглядывались в пересохшее русло. Пофыркивали кони и перекликались воины – больше ни единого звука не нарушало тишину. Застывшая на миг тяжелая рать тронулась дальше. Их приземистые, привычные к крутым склонам лошади легко преодолели спуск, ступили на камни. И тут обрушились прутяные и берестяные щиты, прикрывавшие ловушки…

Закричали истошно всадники, заржали отчаянно лошади, валясь на железные и деревянные иглы ловчих ям, на частокол, забитый вдоль реки… А черная лавина безудержно текла и текла сверху, подминая тех, кто тщетно пытался выбраться из ям, сама валилась им на головы, топча раненых и убитых…

Неслись от реки крики, проклятья и стоны. И тут, ломая подпорки, упали фашины, преграждавшие путь воде. Грязный, вперемешку с камнями, сучьями, обломками деревьев, высотой в две сажени вал ринулся на ойратов. Мигом затопив русло, он подхватил людей и коней и понес их, закручивая в бурунах, подбрасывая на волнах, ломая хребты, корежа мертвых, уродуя и убивая живых. Немногим удалось выбраться на противоположный берег. Но в эту жалкую, мокрую, окровавленную кучку ойратов тотчас ударили стрелы кыргызов. Звеня, как осы, тучей вылетели из-за каменных заплотов и скальных уступов, прибрежных зарослей тальника и кустов черемухи…