Отражения

Они снова помолчали, глядя на приближающуюся остановку — там нетерпеливо переминалась вредная Антонина Антоновна, и Валера спросил:

— «Подснежники» у тебя?

— Ага, — подтвердил Обуза.

— Принеси как-нибудь. Хочу посмотреть.

— Завтра. — Виссарион повернулся и пошёл в конец салона, он не хотел встречаться с ведьмой.

— И журналы не забудь! — крикнул ему вслед Валера.

Обуза уселся у окна и достал из портфеля книгу.

Он был доволен тем, что сделал.

Макам IV

Белый карлик чёрной дыры

Нет мира на Земле, я задыхаюсь.Я вижу время, отданное гневу.Оно бежит песчинками и тает,В моих ладонях измождённо белых.

Я — истукан, мечтающий о звёздах,Я — знак беды, потерянной надежды.Я крыльями ломаю горизонты,В попытке вырваться за дальние пределы…[5]

Ingresso

Вселенная…

Бесконечность.

Это слово приходит в голову первым — ты пытаешься представить то, что представить невозможно, пытаешься справиться с помощью одного слова, справляешься, определяя неопределимое, но в глубине души понимаешь, что неспособен проникнуть в суть. Вселенная — это пустота, мрак, звёзды, галактики, но в первую очередь — бесконечность. Колоссальные расстояния, которые невозможно оценить. Расстояния, измеряемые веками. Невероятный простор, заполненный бесчисленными планетами: полными жизни и мёртвыми, созданными из камня и газа, из огня и льда, огромные, соперничающие со звёздами, и малюсенькие, как детские игрушки.

Миллионы и миллионы планет… Песчинки, рассыпанные по пространству, столь огромному, что считается Абсолютом.

Ведь там, где нет Вселенной — нет ничего.

Песчинки, незаметные на полотне бесконечности, и настолько далёкие, что добраться до них можно только с помощью мечты.

Но всё, что мыслимо, — осуществимо.

Ещё Вселенная украшена ярчайшими кометами, вечными путешественницами по тёмной пустоте безжизненных пространств. Чёрными дырами, пожирающими и материю, и свет, и время. И звёздами. Прекрасными, завораживающими звёздами: жёлтыми и голубыми, белыми и красными, гигантскими и совсем крохами… Удивительными самоцветами, переливающимися на завораживающем чёрном платье.

Звёзды, дарующие тепло и свет, жизнь и надежду, наполняющие мечтой и желанием совершить невозможное.

Звёзды, на которые можно смотреть бесконечно.

И среди миллиардов восхитительных самоцветов, каждому из которых навечно определено собственное место, пряталась уникальная звезда-бродяга, чёрная и снаружи, и изнутри, пылающая, но не сжигающая, дарующая жизнь тем, кто жизнь ненавидит.

Чёрный бриллиант среди рассыпанных по бесконечности драгоценностей, ровесник Вселенной, не ставший Абсолютом. Обитель тех, кто появился в столь ужасном грехе, что вся последующая мерзость стала жалким его подобием. Звезда, пылающая первородным злом, испускающая потоки тёмной энергии Ша, проникающие в самые дальние уголки бесконечности. Звезда, подобная котлу, в котором бурлят, мешаясь в омерзительных союзах, чудовищные существа.

Проклятая Звезда.

Обитель Древних.

Punto

Хотел ли Николай переезжать из «почти центра» Москвы за МКАД? Пусть даже и в новый дом небольшой этажности, стоящий на краю леса, неподалёку от озера с действительно чистой водой? И при этом — в считаных километрах от Кольцевой. Сложный вопрос. Николай Таврин родился и вырос в Москве, «почти в центре», с детства свыкся с городским шумом, с огромным количеством автомобилей, с постоянной суетой, и с тем, что «прогуляться» — это пройтись по асфальту, а не по земле, но при этом — за двадцать минут пешком добраться до Кремлёвской набережной. Разорвать привычный уклад казалось невозможным, но жизнь есть жизнь, изменения неизбежны, и часто бывает так, что, хоть с сомнением, с опаской, но выбираешь неожиданное новое, словно бросаясь в омут, и ждёшь — чем всё закончится.

К двадцати восьми годам Таврин стал единоличным владельцем доставшейся от родителей квартиры «почти в центре», за которую ему предложили настолько хорошие деньги, что отказываться было глупо. Продав родительское гнездо, Николай купил трёхкомнатную квартиру и гараж, правда, за МКАД, стал обладателем новой машины и счёта в банке, позволяющего молодому человеку с оптимизмом смотреть в будущее.