Отражения отторжений

С претензией оставить не дырку в земле,

А что-то божественно вечное.

Гнилая беззубая ползает тварь.

Что-то доказывает и смеется.

Это ваш Человек.

Без амбиций, одежды, повадок и навыков.

В чистоте рождения – беспомощное

Двуногое. Кожаное.

Подставка для интеллекта.

И ты, и я – мы все такие -

Опавшие листья октября.

Немного зелены – и сразу в грязь.

И я, и ты – мы все такие.

Я свою жизнь единственно первую

Проживаю УЖЕ в последний раз.

Но вечно не такой, вечно голодный,

Вечно безнадёжен, беден, бездарен, глуп, туп, нем, глух, стар, слеп, немощен, жаден, зол, ненавистен, отвратителен, противен,

Мало, не идеально, плохо, НЕдостаточно хорош, неудобен.

Полумера получеловека.

Вечно такой, как и все,

Но вечно не такой, как надо.

Вечно вечен… вечность – это

Восемь букв и только.

Восемь жизней за секунду.

Еще восемь планет на восемь миров.

А тут восемь уж миллиардов уже

Таких вечно не таких.

Я же

Меня тревожит суть.

Меня будит ночь.

Я вижу не то смерть, не то ее дочь.

Впали щеки,

Потускнел взгляд.

Серость и бледность,

Но в том и была красота,

В том и осталась.

Кто для меня кровь?

Что для меня конец?

Я есть начало всего или

Всего лишь, его увядший венец.

Человек я без рода,

Есть ли еще такой?

Какова его порода

И чьих он будет новой весной?

Я не плачу о том, что нет крова,

Что между ушами лишь ветер

С запахом стен и дверей дома.

Но терзаюсь, сохранил ли его я внутри?

Там как-то неловко.

Как-то не так.

Не так, как я не думал об этом.

А подумал и стало тягостно тянуть.

Не бесчестный ли я подонок,

Изжевавший, бросивший свой трап на спасение

В болото своего же

Угнетения…

Только вопросы шепчут в кустах сирени,

О том, хороший ли я человек и прочем.

Достойным ли стану отцом.

Я же без храма внутри церковь строить собрался.

Я же без отца на небе

Своего послал подальше.

Я же в поисках смерти всегда был

Остался один целовать ей колени.

Я же всего лишь я же.

Статика

Муравейник. Бетонное начало.

Миллионы коробок

Для миллиардов людей.

Кричи, пока тебя не замолчали.

Здесь выхода нет.

Здесь рассветы черного цвета.

Я как Прометей для них.

Я молния Зевса.

Ничего не стоили.

Ничего не построили.

Расплакавшись, ушли.

Обиделись, расстроились.

И как по весне мы плачем,

Как в надежде тонем каждый раз,

Стоит лишь кусту сирени

Запахнуть вечностью

И в покорном склонить ветви смирении.

Статика в движении.

Захват реальности.

Всеотец, лицезри меня.

Я всего лишь бог для них.

Господь муравейника.

Раздавлен временем.

Ботинком. Бременем.

По муравьиному темени.

Лишь пятно напомнит

Вам когда-то обо мне.

И если лишь найдётся

Один внимательный.

Ничего не стоил.

Просто стою.

Курю, на остановке жизни,

Ожидая смысла трамвай.

Сакрального нет.

Иллюзия автора.

Мы все тут писатели.

Нового Завета создатели.

И у каждого библия своя,

Ведь тут каждый себе бог.

Если мог бы стать им для себя

Никогда не писал бы.

Статика. В движении.

Посмотри на реальности край.

Загляни в бездну через нее.

И ты увидишь себя,

Стоящего, курящего,

Черного, злого, ужасного.

Безликого. И «Он» или скорее «Оно»

Взглянет на тебя.

Пауза

Время остановилось

И вкус его крепчает.

Губы цвета соленого.

Жаркое солнце.

И надежды нет,

Что кончится что-то

До нашей смерти.

Время стоит.

Тянется, патока, течет.

Беззвучно.

Голодный ублюдок сгорает

Когда-то, где меня нет.

Где-то, куда никто не попадет.

В сине-зелёном огне.

Время, остановка.

Соль на губах

Цвета огня.

Скажите, где выйти.

Это все не про меня.

25-й кадр

26-й человек.

Читать и видеть смысл.

Ждать на кольцевой

Еще один маршрут.

Остановка.

И в морозное утро

Жарким летним днем,

Ждать вечернего смеха

Снежных хлопьев.

Шепота звезд ночных.

Каждый новый шаг все крутит

И крутит асфальт под

Ногами.

Каждый новый прыжок

Подрывает веру в полет.

Каждый новый вдох

Теряет надежду на выход

Из череды одних и тех же дорог.

Дать себе же шанс

На упокой и

Веру в нужный час

На успокоение.

И в покорении я болен

И в здравии был болен

Взглядом в зеркала окон

И стекол.

Стек. Как день с часов.

Загорелся. Как уголь в костре.

Истлел. Как ветер в доме скорбных снов.

Замерз и встал, как дождь в небе,

Как снег в толпе.

И растаяв, остался солью

На щеках.

Тенью, прошедшего взгляда.

Сумрачным призраком коридоров небытия.

И из иного, перешедшего в меня.

Стал иным, перешедшим в другое.

Перешагнув через себя.

Озерная гладь молчит,

Застыв зеркалом памяти.

Ковер травы кричит,

Тянется к ногам и просит

Раздавить его еще раз.

Вмять в земную постель.

Разворошить пожухлые листья

Пальцами огня.

Криком просит вырваться

Нерожденное еще меня.

Сирень цветет, как пули блеск сияя.

Окутала лицо и тянет.

Тянет в пучину и сплетения

Листвы, цветков, корней.

Одухотворив себя весной,

Заткнись и пой, как жил.

Живи и пей, как пил и пел.

Горестное горе быть.

Горе сладкое им стать.

И гадкое во мне кричит.

И рвет растаявшие части.

Пиит.

На струнах лиры был повешен тот,

Кто сжалился и поджигал, и становился на помост

Тот, чьей солью на губах костер

Окрасился, растрескавшись кристаллом.

Огонь, сине-зеленый,

Сожри меня, застынь и разбейся

О время.

И вкус приторный его

Крепнет и крепчает.

Стало душно.

Невыносимо жарко снаружи тем,

Кому вынужденно холодно

Внутри.

Красивые слова

Красивые слова.

К чему они – красивые слова?

Это ведь всего лишь звуки.

Я помню себя в пять лет – сижу на кухне.