Отречение

– Я бы на твоем-то мести, Василий, може, и не то начудесил! Ну, хошь? Схвати, ударь, убей, сорви сердце! Токмо ведь не отмолишь потом и батьку опозоришь навек! Я затем и пришел, подобру остеречь тебя, князь, а там – воля твоя! Токмо об одном советую: чего делашь, думай завсегда наперед, с загадом. Я вот то-то свершу, за ентим такое-то воспоследует! – Иван пошел на ход и уже от двери, оборотясь, докончил: – Привел бы ты, князь, три тумена татарской конницы с собою! Слова бы не сказал тебе, сам руки протянул: на, вяжи! – И вышел. И, никем не задержанный, покинул терем. Еще и на выходе, как прояснело потом, оружничему Василия сказал: – Убери молодцов! Неладное затеяли! Князь пущай поутихнет, охолонет, опосле и толкуйте с им!

Кирдяпа вышел вскоре вслед за Иваном. Глянул сумрачно на растерянных, замерших дружинников, супясь повелел:

– Спать!

Невесть что и натворил бы Василий, не явись к нему Иван Вельяминов вовремя…

Глава 36

Уцелевшие в первую ночь московиты продолжали, однако, оставаться у суздальского князя почти в заложниках. Дмитрий думал, и думалось ему трудно. Не было уже на земле брата Андрея, коего он даже не сумел похоронить, приехавши только к девятинам, и который один мог бы ему ныне дать разумный совет. Он послал отай скорого гонца к брату Борису и теперь ждал, не отвечая московским послам ни да, ни нет. Наконец гонец воротился. Борис по-прежнему требовал себе Нижний, уступая Дмитрию полученное им от хана великое княжение…

Князь выходил на глядень городовой стены, смотрел угрюмо в ту сторону, отколе уже дважды подступали под город череды московских полков. Волнами проходили в душе и памяти обида, боль, порою ярость… Воли – не было. Погадав о себе, сам наедине с собою, понял что страшится новой войны с Москвой. Ослабнув духом, советовался с женой, с матерью. Великая княгиня Олена сердито отмалчивалась. Единожды взорвалась гневом:

– Муж ты али баба какая? Рати собраны? Князья помогут? Пущай хоть Ольгерд полки подошлет! Ну! А меня прошаешь! Бабу! Тьфу! Воин! – Ушла и говорить боле не стала.

Князь, измученный, бродил по терему. Зашел в светлицу к старшей дочери. Марья сидела за пялами. Глянула скоса.

– Вот, доченька! – произнес Дмитрий потерянно. – Не ведаю уже ничего!

– Микула Вельяминов хочет посватать меня, – сказала Маша без выражения, глядя перед собой в пустоту за пялами.

Дмитрий, еще ничего толком не поняв, закричал, срывая голос, затопал ногами. Дочерь взялась за щеки, прикрыла уши ладонями. Дождала ослабы отцовых воплей, вымолвила:

– Ах, батюшка! Верши, как ведаешь, стыда бы опять не было только!

Дмитрий вдруг кончил орать, засопел, значительно задрал бороду:

– Отдать, дак за князя самого!

– Князь Митрий не ровня мне, – возразила Мария рассудливо. – Молод! Ему Дуня ровня! Коли уж не за Вельяминова, так ни за которого из московитов не пойду! – сказала и утупила взор. Твердо сказала. Дмитрий осекся, поглядел на дочерь новым зраком, обмысливая. Вышел, прихлопнув дверь.

В тот же вечер он вызвал на говорку Тимофея Вельяминова. Сопел, пытался изобразить гнев – гнева не являлось.

Тимофей озирал Дмитрия Константиныча, прикидывая, дозрел тот али еще не дозрел. Выговорил наконец («А, была не была!»):

– Князь Борис, слышь, за Нижний обещает и грамоту подписать на отказ от великого княжения… Баяли о том еговы бояре!

Угадал верно. Дмитрий оскучнел, склонил голову.

– Чего хочет от меня владыка Алексий? – Пояснил, помедлив: – Ежели я передам ханский ярлык Дмитрию!

– На ярлыке спасибо, князь! – осторожно отмолвил Тимофей. – А токмо… – Он приодержал речь, намеря высказать главное требование Москвы как можно опрятнее. – В грамоте нашей, что от Мамая и хана Авдула получена… – Он вновь остро глянул в очи суздальскому князю, понял, что продолжать можно, выслушает! – В грамоте той великое княжение владимирское названо вотчиною великого князя московского! Дак от тебя, князь, не посетуй уж, надобно теперича согласие на то! Чтобы, значит, отрекся ты, батюшко, от владимирского княженья и с родом своим на все предбудущие веки!

Выговорив самое трудное, Тимофей смолк, тревожно разглядывая князя. Но Дмитрий был тих, думал.

– А заботу о Нижнем, – бодрее продолжал Вельяминов, – чтобы, енто самое, по старшинству, по ряду, по закону… Владыко берет на себя. Надо – и ратную силу тебе в помочь подошлет!

Князь продолжал молчать. Сумрачно глянул и опять поник взором. Тимофей, не дождавши ответа, встал, отдал поясной поклон:

– Прости, коли чем прогневил, княже! А у посла воля не своя, говорим, как велено!

Снова поклонился, коснувшись рукою пола; дождав разрешающего кивка князя, пятясь, покинул покой.

Дмитрий и доселе не умел, стойно Андрею, задумывать слишком далеко. И не первому ему приходило менять первородство на чечевичную похлебку!