Юнкерские курсы начали свою работу 1 октября 1943 года. В состав курсантов были зачислены четыре старших урядника отряда (Берзин, Овчинников, Переводчиков, Поручиков) и восемь резервистов (Н. Каргин, И. Лесков, П. Морозов, К. Парыгин, Н. Чегодаев, Г. Черепанов и др.), отозванных в отряд из Хайлара, поселков Якеши, Челотуй и др. Срок обучение на юнкерских курсах составил шесть месяцев. Преподавателями являлись русские офицеры (не только из состава отряда) и японские инструкторы: майор Пешков, хорунжий Потапов, полковник Портнягин, генерал Бакшеев, поручик Кубо.[309]
По окончании курсов в апреле 1944 года выпускникам было присвоено звание прапорщиков. Четверо из них остались в отряде на командных должностях. Стрелковые взводы возглавили асановцы Берзин и Переводчиков, а также Гурий Черепанов, выпускник Ханьдаохэцзийского ВПУ (1940) и школы агитаторов-пропагандистов 4-го отдела Харбинской ЯВМ (1941), который до призыва в отряд в апреле сорок второго работал наборщиком в типографии хайларской газеты «Захинганский голос». Асановец прапорщик Поручиков являлся начальником команды связи отряда. Остальные выпускники юнкерских курсов возвратились по месту проживания до востребования. Многие из них в дальнейшем привлекались для обучения эмигрантов военному делу. Так, прапорщик П. Г. Морозов был назначен командиром 1-й сотни Волонтерского полка Захинганской казачьей отдельной бригады, сборы которой периодически организовывались в поселке Драгоценка.
«Культурная» жизнь отряда Пешкова проходила, прежде всего, в рамках деятельности казачьего хора, регентом которого являлся хорунжий Потапов. Известно, например, что в 1943–1944 годах хор несколько раз выступал на хайларском радио.[310]
К концу 1943 года стало совершенно очевидным, что перелом в мировой войне осуществился в пользу антигитлеровской коалиции. Японцы, истратив почти все свои военные ресурсы, больше не помышляли о наступлении, а перешли к обороне на всех своих рубежах. Новый расклад военных и политических сил на мировой арене вынуждал Японию несколько скорректировать свои позиции в Маньчжурии. Что сказалось, в частности, и на деятельности эмигрантских армейских подразделений.
Глава 5
Русские воинские отряды армии Маньчжоу-го (1944 – июль 1945 года)
Военные неудачи Японии в 1943 году способствовали усилению политических кругов, склонных к компромиссу с Соединенными Штатами. Особенно такие устремления укрепились после падения летом 1944 года правящего кабинета генерала Тодзё Хидэки. В этих условиях существование пакта о нейтралитете с СССР давало определенные надежды на возможность переговоров с США при советском посредничестве. И действительно, с лета сорок четвертого года такие попытки предпринимались, но безуспешно. Антигитлеровской коалиции нужна была только безоговорочная капитуляция.
Не помышляя больше о наступлении, японцы бросили все силы на укрепление обороны приграничных рубежей Маньчжоу-го. В 1945 году японское командование имело 17 укрепленных районов вдоль границ с СССР и МНР, насчитывавших более 4,5 тысяч оборонительных долговременных сооружений. Самым мощным из укрепрайонов считался Хайларский. По свидетельствам советских офицеров, участвовавших в захвате Хайлара в августе 1945 года, на окраине города в сопках были сооружены подземные двух – и трехэтажные доты, соединенные подземными ходами, имелись противотанковые рвы, несколько рядов заграждений из колючей проволоки.[311]
Не желая настраивать против себя Советский Союз, японские власти в Маньчжурии в годы войны реорганизовали, а в дальнейшем ликвидировали эмигрантские политические объединения. Первым еще в 1942 году было закрыто Монархическое объединение, в 1943 – Российский фашистский союз, функционировавший с 1941 года как общественная организация. Союз казаков на Дальнем Востоке и Дальневосточный союз военных превратились в ветеранские организации. В средствах массовой информации Маньчжоу-го практически исчезла антикоминтерновская и антисоветская риторика. С другой стороны, продолжала активно функционировать идея «общего дома», общности судеб народов Восточной Азии. К концу Тихоокеанской войны идея общности судеб народов Восточной Азии убийственно лаконично выразилась в лозунге «Жить и умереть с Японией». Лозунг имел широкое распространение в Маньчжоу-го.