Отряд отморозков. Миссия «Алсос» или кто помешал нацистам создать атомную бомбу

Волновался он напрасно. Все попытки «Афродиты» обернулись настоящей катастрофой. Из шести армейских бомбардировщиков, участвовавших в операции (в их числе «Замарай птичку», «Осторожная девственница» и «Квотербек»), три едва не взорвались сразу после взлета: один налетел на аэростаты воздушного заграждения, второй попал под обстрел дружественных зениток, а третий пересек курс другой эскадрильи и чуть не столкнулся в воздухе с одной из ее машин. Дальше все пошло еще хуже. Одного из «детей» «мать» на полпути потеряла из виду, другой отклонился от курса в сторону Лондона. В итоге два «ребенка» упали в море, а один раньше времени взорвался над английской территорией, убив на пастбище 80 коров. Три оставшихся самолета пересекли Ла-Манш, но там их системы дистанционного управления вышли из строя, и они пролетели над целями. В результате всего один поразил что-то стоящее, хотя и не бункер. После того как ее «ребенок» пролетел мимо цели, «мать» решила развернуть бомбардировщик в сторону немецкой зенитной батареи, артиллеристы которой, несомненно, начали облизываться при виде этой жирной, легкой мишени. Они открыли огонь и в итоге сами погибли в гигантском зеленовато-желтом огненном шаре.

Мало того что бункеры остались неповрежденными, так еще и личный состав «Афродиты» понес чудовищные потери. Один пилот погиб из-за нераскрывшегося парашюта. Несколько других чуть не погибли из-за аналогичных проблем (один из них сумел во время падения разорвать рюкзак и выбросить парашют вручную). Даже те, чьи парашюты раскрылись, остались с вывихнутыми лодыжками, выбитыми зубами и рваными ранами; одному оторвало руку по плечо. Неудивительно, что 6 августа разъяренный армейский генерал прекратил операцию «Афродита». «Весь этот проект, – возмущался он, – состоит из соплей, куриных потрохов и невежества».

Зато Джо Кеннеди был в восторге. Провал армейских соперников означал его триумф, и когда несколько дней спустя проект «Наковальня» получил наконец добро, он постарался первым отправиться в полет. Некоторые историки даже подозревают, что Джо надавил на командиров, угрожая испортить им карьеру с помощью своего влиятельного отца, если не получит задание первым. Вы думали, это у Гитлера трудный характер

? Он добился чего хотел.

Со своей стороны, выжившие армейские пилоты были рады покончить со всем этим и напились в стельку после прекращения операции. Во время пьянки один из них увидел вошедшего в бар Кеннеди и пробормотал заплетающимся языком: «Если бы мой отец был послом, уж я бы вытащил свою задницу из этого дерьма». Джо только рассмеялся.

Глава 44

«Валькирия»

Лето 1944 г. выдалось для Вернера Гейзенберга трудным. Они с Куртом Дибнером продолжали ссориться из-за доступа к урану и тяжелой воде. Он вообще едва мог найти время для работы, так как процесс перемещения его лаборатории на юг, в район Шварцвальда, затянулся больше, чем ожидалось. Война складывалась для Германии ужасно, а то, что он слышал за закрытыми дверями, удручало еще больше. Один из высших офицеров военно-воздушных сил Рейха посетил его в июле в Берлине, чтобы обсудить слухи, будто союзники планируют через полтора месяца сбросить атомные бомбы на Дрезден. Гейзенберг считал это маловероятным, но тем не менее беспокоился.

В личном плане Гейзенберг чувствовал себя в Берлине одиноким и изолированным. Он поселил семью в неказистом шале в Баварских Альпах и теперь редко с нею виделся. Также он утратил связь с международным научным сообществом. Письма почти не доходили, а недавно, посещая Копенгаген, Краков и Будапешт, чтобы прочитать «лекции о культуре», он обнаружил, что ученые становились необъяснимо враждебными, когда он появлялся в сопровождении своих нацистских кураторов.

Едва ли не единственное, что радовало Гейзенберга тем летом, был клуб «Среда». Туда входило около 20 немецких аристократов (дипломатов, финансистов, известных профессоров), которые с 1863 г. каждую вторую среду собирались в Берлине для обеда и неформальной лекции; затем они напивались и пели песни своей молодости. Короче говоря, это был клуб однокашников – именно то, что иногда требовалось все еще жившему в душе Гейзенберга юноше, чтобы поднять настроение.