Отряд отморозков. Миссия «Алсос» или кто помешал нацистам создать атомную бомбу

В свойственной ему манере – а он был страшным брюзгой – Гаудсмит изливал душу в письмах к друзьям. Он жаловался на влажный климат Кембриджа. На строгость дресс-кода в Гарварде – на все эти костюмы и галстуки. На то, что ему приходится работать в слишком многих комиссиях и проверять слишком много экзаменационных работ, на то, что ему ставят утренние занятия по субботам. Даже самые приятные гарвардские моменты были окрашены для него в меланхолические тона. Однажды вечером в мае 1941 г. он следил за порядком на балу студенческого братства и не мог не отметить различий между Гарвардом и Мичиганом. Во-первых, в зале появилась дочь сенатора. Во-вторых, студенты Гарварда пили спиртное лучшего качества. Не то чтобы Гаудсмит жаловался на последнее – он не отказывал себе в этом удовольствии, но при всем желании не мог полностью расслабиться. «Я не мог выбросить из головы тот факт, что всего год назад фрицы вторглись в Голландию, – вспоминал он. – Никакие выпивка и танцы не могли меня развеселить». Описывая одного завсегдатая вечеринок как «грустного, унылого человека, который с каждым глотком становится все печальнее», он с равным успехом мог описывать самого себя.

Помимо ущерба, нанесенного Нидерландам, у Гаудсмита была и личная причина для мучительных переживаний в связи с годовщиной вторжения. В конце 1939 г., спустя целый год после возвращения из длительной поездки по Европе, он наконец-таки стал оформлять родителям визы для иммиграции в США. Исааку было почти 74 года, Марианна теряла зрение – их нужно было срочно вывозить. Но его отвлекли другие заботы: исследования, подраставшая дочь, планирование следующей летней школы по физике, – и он откладывал завершение ходатайства то на неделю, то на две. В результате его родители получили визы только 6 мая 1940 г. Четыре дня спустя «германьяки» вторглись в Голландию, и они оказались в тылу врага.

Резко встревожившийся Гаудсмит принялся слать письма в Гаагу, а затем в иммиграционную службу США. Поступали ли о них какие-нибудь известия? Признает ли Рейх их визы? Гаудсмит даже предлагал заплатить за их выезд, поскольку «их деньги сейчас, наверное, обесценились». Но никто ничего не знал наверняка. Телефон и телеграф не работали, почтовая связь была прервана. Гитлер окутал завесой тайны целую страну, скрыв все и вся от внешнего мира. Гаудсмит был в отчаянии. Как он мог хоть на миг поверить, что Голландия останется оазисом спокойствия?

Несколько писем в итоге дошли до Исаака и Марианны, и он узнал, что на данный момент они в безопасности. Но ни один гражданин Нидерландов теперь не мог выехать за пределы Рейха; визы превратились в бесполезные клочки бумаги. Хуже, чем бесполезные: каждый раз, думая о них, он мучился еще сильнее. Что, если бы я не выжидал целый год, прежде чем подать заявление? Что, если бы я не отложил визит в иммиграционную службу на той неделе? Что, если бы я просто поехал и забрал стариков сам, и плевать на эти чертовы визы? Что, если бы, что, если бы, что, если бы…

Глава 15

Мод Рэй Кент

Пока Сэмюэл Гаудсмит переживал за своих родителей в Голландии, остальной научный мир переживал за судьбу другого пропавшего человека – датчанина Нильса Бора. После того как вермахт захватил Копенгаген в апреле 1940 г., всякая связь с Бором прервалась, и многие из его друзей и коллег опасались, что физик погиб.

Выяснилось, что с Бором все в порядке – он напуган, но цел и невредим. Чтобы всех успокоить, он по различным подпольным каналам организовал отправку Лизой Мейтнер, все еще находившейся в изгнании в Швеции, телеграммы в Англию. Она гласила: «Недавно видела Нильса и Маргрет [жену Бора]. Оба в порядке, но расстроены происходящим. Пожалуйста, сообщите Кокрофту и Мод Рэй Кент».

Телеграмма вызвала три последовательные реакции. Во-первых, облегчение: Бор жив. Но облегчение тут же сменилось замешательством. Упомянутым Кокрофтом был Джон Кокрофт, физик из Кембриджа и будущий лауреат Нобелевской премии. Для Бора было естественно обратиться к нему. Но кто такая, черт побери, Мод Рэй Кент? Кто-то наконец осведомился об этом у Кокрофта, и тут замешательство сменилось паникой. Кокрофт любил разгадывать шифрованные кроссворды в британском стиле и прочие словесные головоломки и, приглядевшись к имени, понял, что буквы были анаграммой: «Мод Рэй Кент» (Maud Ray Kent) означало «радий захвачен» (radyum taken). Иными словами, нацисты захватили радий в институте Бора, несомненно, для своего проекта по разработке атомной бомбы.