Отряд (СИ)

Озадачил девушек аналитикой прессы по событиям в Российской империи за последний месяц, с особым упором на «жёлтую прессу». Версию про господина Витте, я не забыл. Только, как вот за ним слежку выставлять?! Или перлюстрацию его корреспонденции организовать, всё-таки министр финансов, действительный тайный советник. Получать разрешение у Николая, как-то не хотелось. Уж больно эта версия гнильцой попахивает, да и вбивать клин между братьями не хочется. А вот в прессе может, что и проскользнёт. Да и по салонам надо будет сплетни пособирать.

С Кораблёвым долго обсуждали, каким образом работать по слугам, после чего он направился в Департамент полиции Санкт-Петербурга, а Буров засел изучать материалы по тем лицам, жильё которых ему предстоит негласно посетить с целью определения, а живёт ли человек по средствам, и нет ли у него припрятанной кубышки. Узнав сколько ему предстоит работать, Пётр Федорович аж расцвёл. Признался, что задолбало в последнее время только в наружке служить. Живого дела, которое нервы щекочет, нет. Вспомнил и про гостиничный номер Фукусимы.

Вечером за рюмкой «чая» Ширинкин в своём кабинете довёл до меня, что найден д. Артеньян. Им оказался начальник Рижского сыскного отделения Кошко Аркадий Францевич.

Прибыть в Гатчину сыщик должен был через два дня, поэтому следующий день посвятил выезду в столицу, где запланировал встретиться с Боткиным и Репиным.

Встреча с Сергеем Сергеевичем состоялась в его лаборатории на кафедре бактериологии и заразных болезней, где Боткин пытался создать противоядие от абрина, в надежде спасти жизнь Ольге Александровне. Представившись, попросил подробно рассказать о яде и симптомах при отравлении им. Больше того, что было написано в отчёте профессора, не узнал. Специально уточнил, в каком агрегатном виде можно получить абрин. Как оказалось, данный яд может быть и в жидком, и в твёрдом виде, а если им пропитать, например, фитиль обычной свечи, то при её сгорании и в газообразном состоянии. Правда, при этом симптомы будут другие, и смерть наступит от отёка лёгких, что отсутствовало у умерших членов августейшей семьи.

Перед уходом передал Боткину дозы пенициллина с пояснительной запиской Павла Васильевича, кратко рассказал о супругах Бутягиных, их исследованиях и результатах применения нового лекарства. Сказать, что заинтересовал Сергея Сергеевича, значит, ничего не сказать. Он буквально засыпал меня вопросами, на меньшинство из которых я едва смог ответить. Успокоил профессора только тем, что сообщил о ближайшем приезде семейства Бутягиных в столицу и пообещал их обязательно познакомить.

Не желая упустить такой случай, рассказал Боткину о фирме «Байер», которая начала в этом году, судя по газетам, реализацию в столице аспирина и героина. Ссылаясь, как и сам профессор по арбину на информацию, прочитанную в какой-то газете во время плавания, порекомендовал очень внимательно отнестись к аспирину, как универсальному анальгезирующему жаропонижающему и болеутоляющему препарату. По героину же слил профессору инфу про наркозависимость от этого «средства от кашля», и про то, что в печени героин преобразуется в морфин, который сильно разрушает организм и влияет на психику. В общем, расстались с Сергеем Сергеевичем почти друзьями.

После этого направил свои стопа’, а точнее извозчика на Васильевский остров в Императорскую Академию художеств. По поводу моего запроса на художника-портретиста или художника-криминалиста Ширинкин посоветовал обратиться к Репину Илье Ефимовичу, который именно сейчас находился в столице, а не уехал в своё имение. Вот и ехал знакомиться с человеком, про которого в будущем знал, что это художник только из-за поговорки: «Ну вот, картина Репина „Приплыли“». Не моим интересом и коньком было изобразительное искусство, что в прошлой, что в этой жизни.

Правда, перед своей кончиной в том будущем времени-пространстве в Инете выкопал информацию, что такой картины Репин не создавал. Оказывается, был такой художник Лев Григорьевич Соловьев, который в семидесятых годах девятнадцатого века написал картину, где изобразил монахов на лодке заплывших по реке в большую группу купающих голышом женщин. Назвал эту картину автор «Монахи. Не туда заехали».

В начале двадцатого столетия полотно поступило на выставку в Сумской художественный музей и в тридцатых годах висело на стене рядом с несколькими творениями Репина. Люди, не слишком разбиравшиеся в искусстве, посчитали, будто все работы выполнил один и тот же художник. Сам сюжет привлек их внимание и показался забавным, а дальше молва сократила название картины до «Приплыли».

Мне повезло, Репин оказался в Академии.

– Добрый день, Илья Ефимович, – поздоровался я с художником в коридоре, куда меня привёл призванный в помощь один из студентов. – Позвольте представиться, флигель-адъютант Его императорского величества, Генерального штаба капитан Аленин-Зейский Тимофей Васильевич.