Отринуть любовь (СИ)

— Можно частично снять наблюдение с Основы и переключить его на внутренние участки. Мы все время ждали опасности с ее стороны, но она пришла изнутри, — усмехнулся он, набирая номер Амира. Изложив ситуацию, он услышал в ответ очередную порцию проклятий и обещание подумать над вариантами защиты. — Проклятие, как плохо без Рессера…Он всегда мог найти какое-нибудь решение, пусть и не сразу.

Ширин болезненно поджала губы

— А что с Кинэном-то делать… — продолжил он с отчаянием. — Гигантская опасная тварь, Рес с ним не справился даже в большом облике… А Алекс молод и неопытен, у него пока недостанет ни сил, ни умения. Нам нечего ему противопоставить.

— И Рейнард, и Румянцев говорили, что Вечного можно уничтожить, если всадить в него несколько стрел стазиса и некроса. Носителя ипостаси это убьет, а если что, можно ему потом и голову отрубить, чтоб наверняка, — вспомнила Юлька. — Что, если его утыкать этими стрелами, как ежика? Наверняка же они как-то на него повлияют, замедлят, хотя бы…Отпилим ему голову, потом разрубим на много-много частей и сожжем останки.

Ширин неожиданно рассмеялась.

— Если только он не нарастит броню, что было бы логично. Но твое предложение мне нравится.

— И мне, — кровожадно добавил Шандр.

— Мне кажется, участвовать должны все, — продолжила Юлька, воодушевляясь. — Все Вечные. Каждый по-своему силен. Ведь даже Альсар, наверно, что-то может, ведь так?

— Может, — энергично кивнула Ширин. — Он же эгри-фэйр, в облике Феникса, если он на эмоциях, поджечь может одним прикосновением крыла. Он стар и опытен, и давно уже таких фокусов не выкидывает, но мочь — может, да еще как. Помню, как он как-то по молодости дом очередной пассии подпалил. Решил ее, значит, проведать, а у нее — другой. Он обернулся прямо в доме и из окна вылетел, полыхая, да крылом занавески задел…

— Вот пусть он шкуру этой твари подпалит!

Шандр сардонически усмехнулся.

— На самом деле ты абсолютно права, — сказала Ширин. — Мы все должны защищать свою землю. Это общее дело. Я поговорю… с оставшимися. Думаю, возражений не будет.

Юлька повернулась к Шандру.

— Определи мне место в бою, — сказала она твердо. — А то Саша все тянет и тянет…

— Решай сама, — ответила вместо Шандра Ширин. — Мы разделимся. Мои ассассины будут вместе с наземной гвардией ноа. Часть специалистов школы Джмар — с Пауками, часть — с Нагами.

— А какие у кого задачи?

— У Пауков — нэрги, гранееды, воздушная защита от болидов, — пояснил Шандр. — Часть ноа — атака на крепость Кан, уничтожение пехоты и всего, что движется по земле. Уничтожение авиации противника вместе с Пауками. Если ты планируешь участвовать в зарядке стрел и концентраторов, то тебе скорее к нагам.

Юлька кивнула.

— Ты уверена, что хочешь… там быть? — спросил он с неожиданной болью. — Может… не стоит? Если ты погибнешь, в этом мире станет на одного замечательного человека меньше.

— Мы сюда попали из-за вашего заговора, — сказал она. — В котором Кинэн — один из главных. Я хочу вернуть должок.

Глава 36. В тупике

Я с трудом пережил возвращение к реальности. Проклятая память услужливо подбрасывала эпизоды вчерашних — а может и более ранних издевательств, отчего я заскрипел зубами от унижения. Постепенно приходила боль, судорогой скручивая простреленную ногу и плечо, невыносимо терзая исхлестанные до лохмотьев спину и грудь. Я стал искать такую позу, чтобы хоть как-то ее уменьшить. Думать о чем-то другом было сложно.

Когда принесли еду, я силой заставил себя подняться и поесть. Труднее всего после пробуждения было бороться с апатией и отчаянием. Кормили тут сносно, без изысков, но голодом не морили. Надо есть. Еда — это энергия, возможность держаться хоть как-то в ожидании либо счастливого случая, либо позорного конца. Каким бы он ни был, я должен стоять вертикально и двигаться сам. Я не знаю, когда мне подвернется шанс вырваться, и подвернется ли он вообще, но я должен быть готов им воспользоваться. В любой момент. Хоть как-нибудь.

Обернуться… Нет, теперь уже никак. Это стало навязчивой идеей, но каждый раз, когда я пытался заставить себя трансформироваться, боль становилась настолько невыносимой, что я вырубался и не сразу приходил в себя.