Отринуть любовь (СИ)

— Никто в последнее время не предлагал тебе никаких далеко идущих авантюр? Союзов, планов, рассчитанных на очень далекие временные рамки?

— Предлагали, и не раз, — хмыкнул Саша. — Тот же Румянцев и предлагал. Только это больше на бред больного воображения походило. Я до сих пор не могу понять… его все время кидало в крайности, словно он не мог разобраться, чего он хочет. То говорил, что ему здесь нравится, а то — что хочет вернуться. Вроде бы полон энтузиазма и идей, а потом вдруг — ненавижу всех, нас подставили… Что из этого — его собственные мысли, а что — внушение? Не знаю, — он вздохнул, допив вино, и вопросительно посмотрел на меня.

— Очень естественно для человека, попавшего в неоднозначную ситуацию, — сказал я. — Ничего удивительного в том, что он потерял старого себя и не может найти нового.

Саша печально покачал головой.

— То же самое можно сказать и обо мне, — признался он. — Я до сих пор не различаю, где прихоть древнего божества, где традиция, а где — необходимость. Я привык к Нигейру в себе, но иногда все, что со мной происходит, кажется мне настолько диким и неестественным, что… — он покачал головой, — я не знаю, что с этим делать.

— Когда произошла инициация, — начал я после долгой паузы, задумчиво глядя на рубиново-красную жидкость в бокале, отбрасывающую на мои руки блики, похожие на пятна крови, — ты получил силу, долг и оружие. Быть Нигейром — значит активно пробивать новые пути и новые методы, расширять наши горизонты, оттачивать новое оружие. Нигейра называют Завоевателем… Это его долг. Владение стихиями и Асгаротом — это всего лишь инструмент для выполнения долга. Пока ты молод и неопытен, оружие кажется неподъемным. Громоздким. Неудобным. Странным… Ты берешь его, чтобы выстрелить по врагам, но оно выворачивает тебе руки и стреляет по друзьям.

Саша напряженно глядел в огонь.

— Надо накачивать мышцы, — продолжил я. — Чтобы удержать то оружие, что тебе дали. Чтобы справиться с долгом. Не слушай никого… Именно человек определяет, кем станет божественная сила для мира — злом или благом. Ужасом или благословением. Демон есть в каждом из нас, неважно, кто ты — человек, Двуликий или Вечный, но именно ты властвуешь над своими демонами, а не они над тобой. Вечный, по сути, это тот же Двуликий, но его хозяева — все разумные существа этого мира — ждут от него, что он оправдает то доверие, которое они ему дарят. Выполнит свой долг. Странно звучит, но у бога тоже есть долг… Поэтому ответственность лежит на человеческой личности, в которую эта сила вселяется, а древнее существо без разума — это всего лишь сила. Инструмент. Ты им распоряжаешься, а не он — тобой. Тебя напичкали убеждениями, что ты раб своего божества. Ты не раб. Ты сильнее.

Он посмотрел на меня с какой-то отчаянной надеждой.

— Конечно, если ты изначально тварь-человек, ты таким и останешься, — усмехнулся я. — Примеров в нашей истории достаточно. Хэйген Ант, например. Или предыдущая кошка-Лануэль. До чего ж зверюга была, мстительная, жестокая, жадная… Когда черная ипостась выходила погулять, люди прятались. Ее люди и убрали, здесь, в Элезии, в Южном Ферте, после того, как она отдала приказ убить резко поговорившего с ней главу маленькой общины лэйсе. Восстание вспыхнуло. И знаешь, я не стал приходить ей на помощь, хотя мог бы… Не слушай никого. Слушай человека в себе. В тебе его больше, чем в нас, выросших в мире, где божества ходят рядом с обычными людьми, а второй облик является нормой. У тебя гораздо больше шансов сохранить человечность.

— Пока это плохо получается, — буркнул он, отворачиваясь

— Но это не повод, чтобы опускать руки.

Мы закончили обсуждать проблемы защиты от Анг Мирта, когда в его маленьком рабочем кабинете по соседству со спальней резко и настойчиво зазвонил гвор. Саша неохотно поднялся, чтобы ответить, с неловкостью оглядываясь на меня — возможно, ждал личного звонка и не хотел, чтобы я его слышал. Но через несколько мгновений до меня донесся далеко не нежный женский голос.

— Шандр сказал мне, что Рессер здесь, — мягкий, шелестящий и чуть хрипловатый голос Реваля вызвал у меня приступ раздражения.

— Да, — согласился Саша, и я с еще большей неохотой поднялся с кресла.

— Слушаю. Что опять случилось?

— В Саманданге вырезали общину, поклонявшуюся Единому. Целиком. Выглядит как ритуальное жертвоприношение. Ты можешь туда наведаться?

— Могу. Где это?

— Записывай адрес. Потом загляни ко мне, поделись впечатлениями.

Это оказалось то маленькое святилище, куда Юлька водила нас посмотреть на службу Единого. Тридцать три разумных — одиннадцать Двуликих и двадцать два человека — были мертвы. У каждого из них было перерезано горло, причем никаких следов сопротивления ни охрана порядка Саманданга, ни мы с Алексом не обнаружили. Лица жертв были расслабленно спокойны, и ни боли, ни страдания на них не запечатлелось, словно они легли и уснули. Саша разговаривал с начальником городского патруля, обнаружившего трагедию, а я бродил по крохотному святилищу, пытаясь считать остаточный фон и понять, что здесь происходило.