Отрицание Оккама

– Как братья родные были, – подтвердил Гоцадзе. – Когда в Лондон вместе учиться поехали, мы даже квартиры им рядом снимали. Они вместе учились, только мой не сумел сдать экзамены на диплом, а Егор сдал. Моему потом еще в Москве пришлось учиться. А почему мне не позвонил сам Аристарх Павлович? Мы ведь с ним давно знакомы и крепко дружим. Я на похоронах был. И на поминках. И на приеме был, когда туда Егор в последний раз приехал. Большое несчастье. Такой парень погиб, такое страшное горе!

– Мы не хотели тревожить отца и поэтому приводим в порядок документы его сына с согласия Натальи Аристарховны, – Дронго подумал, что Гоцадзе может перезвонить Богдановскому и все ему рассказать. Здесь следовало быть аккуратнее.

– Правильно решили, – сразу согласился Гоцадзе, – не нужно трогать отца. Он и так получил смертельную рану. Такой мальчик у него был! Вы очень правильно решили. И ничего ему не говорите. Я вас понимаю. И Наталью понимаю: ах, как она тоже переживает! Это нельзя словами выразить. Когда вы хотите встретиться с Илларионом?

– Чем раньше, тем лучше, – сказал Дронго.

– Я ему позвоню, и он к вам приедет. Куда ему приехать?

– Не нужно его беспокоить. Может, лучше мы сами к нему приедем?

– Какое беспокойство? Он и так целый день ничего не делает. Числится у меня в совете директоров, а сам спит до трех часов дома, – рассмеялся Гоцадзе. – Он только под утром домой возвращается. Наша молодежь сейчас ничем не интересуется, им только девочки и ночные клубы интересны. В мое время мы книги читали, в кино, в театры ходили, даже поэтов слушали. А сейчас? Куда ему к вам приехать?

– Тогда на проспект Мира, – Дронго назвал номер дома, где располагался их офис. – Через час он сможет?

– Конечно, сможет. Приедет как миленький. И спасибо вам, что такое уважение к отцу погибшего проявляете. Это очень правильно, чтобы его лишний раз не дергать. Очень верно. У него сердце больное, в любой момент может не выдержать. И привет Георгию Чантурии передайте. Но учтите, что как только он прилетит в Москву, мы с вами обязательно увидимся. Все вместе. Договорились?

– Обязательно, – улыбнулся Дронго, – спасибо вам за помощь.

– Это не помощь, – вдруг очень серьезно и совсем другим тоном ответил Гоцадзе. – Вот ты, наверное, думаешь, что я такой экзотический грузин, все время о дружбе говорю, об этом несчастном случае. Так сильно переживаю. Знаю, что говорю, поэтому и переживаю. У моего брата сын погиб восемь лет назад. В автомобильной катастрофе. Такое горе пережить невозможно. Брат и его жена за один вечер на десять лет постарели. А насчет «помощи». Если бы я мог вернуть своего племянника или Егора, вот тогда была бы помощь. На это только бог способен, да и то в последнее время я сомневаюсь, может он делать такие вещи или нет. Иногда я думаю, что он уже разучился чудеса делать. И в добро больше не верит. Может, мы ему надоели? Не знаю. Не знаю, что тебе сказать. Только если ты об отце думаешь, о его горе огромном, не хочешь даже случайно ему больно сделать, то ты хороший человек. Жди Иллариона, он к тебе приедет. До свидания.

Они попрощались, и Дронго положил трубку. Затем он перезвонил Леониду Кружкову и предупредил его, что будет встречать в офисе Иллариона Гоцадзе, который должен приехать через час.

Ровно через час Дронго уже сидел в своем небольшом кабинете. Но молодого человека не было. Прошло еще тридцать минут. Никто не появился. Затем еще тридцать. Он уже собирался звонить отцу Гоцадзе, когда наконец вошел долгожданный гость. Ему было не больше тридцати. Долговязый, высокого, почти баскетбольного роста, худощавый, с характерно большим носом, темными глазами, черными кучерявыми волосами. Он вошел в офис, глядя веселыми глазами на Кружкова и его жену, которые сидели за столами. Было заметно, что этот молодой человек привык чувствовать себя победителем. Привык получать от жизни все доступные и недоступные удовольствия. Он подкатил на «шестисотом» «Мерседесе» и, хотя стоянка здесь была запрещена, демонстративно оставил свой автомобиль прямо под знаком. И вошел в офис.

– Добрый день, – вежливо поздоровался Кружков, – вы господин Илларион Гоцадзе?

– Да, – кивнул гость, – мне передали, чтобы я к вам приехал.

– Проходите. Вас ждут, – Кружков показал в сторону кабинета. Когда Илларион вошел в небольшой кабинет, обставленный книгами, на его лице мелькнуло подобие презрения. Его собственный кабинет был раз в пять больше. Да и вообще подобных кабинетов не было даже у руководителей отделов их компании. Он кивнул хозяину кабинета, не протягивая руки, и сел без разрешения на стул. «Какой-то мелкий клерк, который приводит в порядок бумаги погибшего Егора», – подумал он, с некоторым любопытством глядя на Дронго. Тот понял этот взгляд – снисходительный, немного презрительный и полный превосходства.

– Извините, что вас побеспокоили, – начал Дронго, – я знаю, какой вы занятой человек.