Отрок. Ближний круг

Немой ползаньем себя утруждать не стал, а поднялся на ноги, вздымая спиной тяжеленный стол из толстых сосновых плах. Тяжесть его интересовала мало, потому, что все внимание он сосредоточил на ощупывании синеющего прямо на глазах носа. Кто и когда умудрился содрать у него с головы шлем, было совершенно непонятно.

Дед, наоборот, не поднялся, а со стоном сполз по стене, стащил с потной головы шлем и сиплым голосом подвел итог экзамену:

— Ядрена… Ох! Матрена. Кхе… Уй! Одними деревяшками… Ох, тудыть тебя… Одними деревяшками чуть не поубивали. Мих… Ой! Михайла, убитые есть?

— Я убитый! — Мрачно поведал кто-то из учеников Воинской школы.

— Ну и молчи… Ох! Коли ты убитый. — Приказал дед. — До чего нынче… Уй, Ядрена Матрена! До чего нынче покойник разговорчивый пошел… Михайла, ты где?

— Шжешь! — Отозвался Мишка. Подбородочный ремень шлема каким-то образом переместился со своего штатного места под нижней челюстью и вделся Мишке в рот, наподобие уздечки. — Фуф я, фефа!

— Вставай, фефа! Народ… Ох! Народ по кускам собирать будем.

— Угу. — Ответил Мишка, но сказать, даже с ремнем во рту, было легче, чем сделать. Сдвинувшийся на затылок шлем, потащил за собой пристегнутую к полумаске бармицу, она закрыла глаза и Мишка совершенно ничего не видел. Лежал он очень неудобно — лицом вниз, животом и ногами на нижних ступеньках лестницы. Сверху давило что-то тяжелое и жесткое. Мишка пошевелился и с его спины свалилась лавка, с которой он атаковал Алексея. Сразу стало легче, сдвинув шлем на место, Мишка, наконец-то, прозрел и смог вытолкнуть подбородочный ремень изо рта.

«М-да, сэр! Как писал классик:

И отступили басурманы,Тогда считать мы стали раны,Товарищей считать».

— Михайла! — Голос у деда стал несколько более бодрым и он перестал охать. — Да куда ты провалился-то?

— Здесь, я здесь! — Мишка сполз с лестницы, стал на четвереньки, потом, держась за стену, поднялся на ноги. — Десятники! Доложить о потерях!

— Слушаюсь, господин старшина! — Откуда-то из-под лестницы отозвался Дмитрий. — А ну! Все, кто может, встать!

По горнице пошло шевеление, один за другим «курсанты» со стонами и оханьем начали подниматься на ноги. На полу осталось четыре тела.

— Господин старшина, в строю семнадцать, не могут встать четверо!

— Я тоже могу! — Раздался из угла голос Иоанна. — Только мне наставник Алексей сундуком штаны прищемил.

— Господин старшина, в строю восемнадцать! — тут же поправился Дмитрий.

— Ишь ты, шустрый какой! — Отозвался дед. — Да из твоих восемнадцати, половина еле на ногах держится!

— Раз стоят, значит, в строю! — Не согласился Мишка. — Господин сотник, учение закончено, разреши получить замечания!

— Замечания ему. — Проворчал в ответ дед. — И так чуть вторую ногу не оторвали, поганцы. — По голосу чувствовалось, что дед ворчит только для порядка, а на самом деле, доволен. — Андрюха, чего с носом-то? Я там под столом на что-то хрупкое наступил. Не на твой клюв, часом?

* * *

Собаки постепенно угомонились, хотя то тут то там, время от времени, все же раздавалось гавканье. Иногда его подхватывали соседские собаки, иногда нет, видимо, надоело, да и время было самое сонное — предутреннее. В облаках образовался широкий разрыв и луна, заметно переместившаяся к западу, светила вовсю. Потянул легкий ветерок и Мишка вздохнул с облегчением — даже ночью в войлочном подкольчужнике было жарковато, июньские ночи теплые.

Снизу, из сарайчика, в котором сидел кто-то из «бабьего батальона», раздалось какое-то шебуршание. Напряженно вслушивающемуся в окружающие звуки Мишке, оно показалось непозволительно громким.

— Девки, где не надо, чешут, — последовал едва слышный комментарий от кого-то из «спецназовцев».

— И, где нельзя, тоже. — Отозвался его сосед.

На них тут же шикнули, чуть ли не громче, чем был сам шепот. Но комментарий, где-то на пределе слышимости, уже пошел гулять по крыше.

«С улицы, наверняка, не слышно, пускай повеселятся, все-таки, хоть какая-то разрядка напряжения».

Эта составляющая формирующегося сленга Младшей стражи, своим рождением была обязана самому Мишке.

* * *

В начале лета, сообразуясь с какими-то своими планами воспитания учеников Воинской школы, дед с Алексеем устроили ребятам пеший марш-бросок. Весь май и несколько первых дней июня Младшую стражу одевали в доспех, одни «курсанты» уже более или менее привыкли к его тяжести и жару, другие только-только начали чувствовать на себе все эти «удовольствия».

Денек, как назло, выдался погожий, июньское солнышко припекало по-летнему, пот с ребят катил градом. Дед с Алексеем в одних рубахах и легких полотняных портках чувствовали себя прекрасно, тем более, что ехали верхом, а «курсантам», уже отмахавшим скорым шагом больше двух верст по пыльной дороге на Выселки, впору было завыть.