Отрок. Внук сотника

«Сейчас как выкатит такую информацию, после которой либо соглашайся, либо вперед ногами вынесут… Да чего она жмется-то, как школьница на первом приеме у гинеколога? Пивка, что ли, принять для разговору?»

– Ты пей, Мишаня, пей, рыбкой вон закуси…

«Блин, все чует, как голый перед ней! Ну уж хрен вам, мадам Петуховская! Хватит кругами ходить!»

– Благодарствую на угощении, Гредислава Всеславна, но, видать, время для разговора неудачное. Пойду я.

Мишка поднялся с лавки, оправил рубаху под поясом…

– Сядь! Ты мне гонор не показывай, я и не таких видала! Сядь, я сказала!

Мишка опустился на прежнее место, уставился на Нинею в упор.

– Сам сказал, что в правнуки мне годишься, изволь вежливым быть! Забыл, как надо разговор застольный вести?

Мишка сделал постное лицо и елейным голосом пропел:

– По здорову ли, боярыня Гредислава Всеславна? Погодка-то нынче какова, скоро скотину на первую травку выгонять можно будет…

– Не скоморошничай!

Нинея в сердцах стукнула ложкой по столу. Странно было видеть, что она все никак не может выбрать верного тона для разговора. Это Нинея-то! Мишке вдруг стало жаль старуху. Почему она была так уверена, что Мишка поверит ей на слово и даже не поинтересуется, для чего ему подсовывают полсотни учеников? Почему отказ, даже и не отказ, а просто просьба объяснить ситуацию выбивает ее из колеи?

– Баба Нинея, не сердись на меня. Мне ведь тоже трудно. Сама подумай: такое решение на себя взять… Не могу я вслепую. Не хочешь объяснить… или, может, нельзя тебе… Ну и не надо, забудем.

Нинея сидела молча, не глядя на Мишку. Кажется, уловила его жалость к себе, и это раздосадовало ее еще больше. Потом со вздохом поднялась и, ничего не сказав, ушла за занавеску.

«Приехали, сэр, и что теперь прикажете делать? Встать и уйти – дурость. Сидеть и ждать – чего? Закурить бы… Блин! А это-то откуда? Да оттуда же, сэр Майкл, привычное в ТЕ времена заполнение паузы. Вот Нинея-то обалдела бы! Ну что ж, если нельзя закурить, то можно выпить. Пиво, позвольте вам заметить, сэр, отменное, ТАМ такого не варят. И закуска тоже…»

Над головой раздался голос Нинеи:

– На! Узнаешь?

На стол перед Мишкой легла красная шелковая ленточка.

«Ох, мать твою…»

– Узнаешь?

– Узнаю… В Туров ехать? Но откуда? Баба Нинея, откуда…

– Никуда ехать не надо. Это – не зов, это – знак. Теперь веришь мне?

Нинея нависала над сидящим Мишкой, словно собиралась, в случае отрицательного ответа, прихлопнуть его, как муху.

– Я тебе и раньше верил… всегда. Дело же не в недоверии, мне понять надо!

– Ну так понимай: то, что я прошу тебя сделать, нужно княгине Ольге Туровской. Этого тебе хватит?

Мишка чуть не ляпнул «да».

«Тпру, стоять, сэр Майкл! Бабка пытается использовать эффект неожиданности, чтобы не открывать карты до конца. Кто же ей ленточку-то привез? Чудны дела твои, Господи, но и мы, многогрешные, тоже кое-что видали!»

– Это, – Мишка кивнул на ленточку, – знак или приказ?

– А не все равно?

– Нет. Если знак, то тогда это только ответ на вопрос «кто?». Но не на вопрос «зачем?». А если приказ, то вопрос «зачем?» я задавать не имею права. Приказы выполняются, а не обсуждаются.

– Ну и выполняй.

– Не буду!

«Блин, доведу бабку до гипертонического криза, надо срочно объяснять свое поведение».

– Баба Нинея, ты сядь… Кваску испей… Или, может, пивка?

– Изгаляешься, паршивец? А ну пошел вон! Чтобы глаза мои тебя больше не видели! И щенков своих забирай! Чтобы духу вашего…

«Эх! Пропадай моя телега, все четыре колеса!»

– Молчать, баба!!!

Мишка грохнул по столу кулаком, специально попав так, чтобы зацепить по краю ковш с пивом. Ковш полетел кувырком, пиво плеснуло на Нинею, та ошарашенно отшатнулась. Давно, видимо, с ней так никто не обращался, а может быть, и вообще никогда. Мишка ковал железо, пока горячо.

– Забыла, что у воинов тоже есть то, что для бабьего ума непостижимо? Или не знала никогда?

– Да я тебя…

«Сейчас долбанет… Ну уж нет…»