– Кто еще думает, что лучше меня знает, как вас надо учить? Поднимите руки.
Две руки – «диссиденты», еще одна рука на правом фланге строя пошла было вверх, но на полдороге остановилась и, утерев нос, опустилась.
– Старший десятник Дмитрий! Этих двоих, – Мишка указал на правозащитников, – гнать!
– Слушаюсь, господин старшина! Филипп, Фаддей! Гнать этих! Названные Дмитрием ратники Младшей стражи тронули коней и пустили их шагом прямо на строй новобранцев. «Диссиденты» отшатнулись назад, остальные раздались в стороны.
– Не можешь нас гнать, тебе заплачено! – вякнул один из «диссидентов», но получилось как-то неубедительно.
Впрочем, когда на тебя напирают конской грудью да, того и гляди, оттопчут ноги копытами, особо не подискутируешь. Мишка было собрался объяснить купецкому сынку, куда тот может засунуть свою плату, но решил, что опускаться до перепалки ему невместно. К тому же второй «диссидент» вдруг истошно завопил:
– Матушка боярыня, заступись! Матушка боярыня, замолви слово, ни за что пропадаем!
Мишка с недоумением оглянулся и понял, что его собственная мать и есть та самая матушка боярыня, к заступничеству которой взывал «диссидент». Анна Павловна медленно подъехала к строю новобранцев и даже бровью не повела на вопли «ни за что пропадающего», а свежеиспеченные отроки вылупились на Мишкиных сестер, как на жар-птиц, случайно залетевших на берег Пивени из райских кущ.
– Ты еще долго, Мишаня? Все уже домой пошли.
– Уже заканчиваем, матушка.
– Это и есть твои новые ученики? – взгляд матери обежал строй новобранцев и задержался на «первой жертве воспитательного процесса», уже поднявшейся с земли, но все еще красноречиво скособоченной. – Тебя как звать, отрок?
– Николой… боярыня…
– Больно тебе? Обидно? – мать сочувствующе покачала головой. – Не кручинься, воинское учение трудно, но превращает мальчиков в мужей! Ты справишься. Я вижу.
Неожиданно Анька-младшая заставила свою лошадь сделать несколько шагов и, нагнувшись с седла, протянула Николе беленький платочек, который, по Мишкиной инструкции, носила в левом рукаве.
– Возьми, Николай, утрись.
– Б… благодарствую… боярышня, – Никола зажал платочек в кулаке, даже и не думая использовать его по назначению, и воззрился на Аньку, как на икону.
Мишка, чтобы сразу не сбивать пацанам романтически-восторженное настроение, нарочито неторопливо поправил сбрую и взобрался в седло. Потом оглядел строй отроков и отечески-ворчливым тоном сказал:
– Рты закройте, мухи залетят! Это матушка моя – боярыня Анна Павловна, а это мои сестры: – боярышня Анна и боярышня Мария, – отроки дружно отмахнули дамам земной поклон. – Если от воинского учения совсем невмоготу станет, приходите к ним поплакаться, они вас пожалеют… Может быть. Десятник Петр! Принять командование над отроками!
– Слушаюсь, господин старшина!
– Вот десятник Петр, – продолжил Мишка наставительным тоном. – Он теперь ваш командир, все приказы его выполнять беспрекословно, со всеми делами и вопросами обращаться тоже к нему. Командуй, Петр.
Мишка жестом подозвал к себе Дмитрия и Роську и негромко, чтобы слышно было только им, приказал:
– Мить, тех двоих, – Мишка кивнул в сторону «диссидентов», – в село не пускать. Поставь у ворот заставу. Роська, договорись с Ходоком, чтобы на ладьи их тоже не пускали. Переночуют под открытым небом, может, в разум придут.
– А если спрашивать станут, что им теперь делать? – поинтересовался Митька.
– Дорога у них только одна – пешочком до Нинеиной веси. Но лучше будет, если они сами догадаются. Да, чуть не забыл! Мить, вызывай всех ребят в Ратное, на базе оставь только один десяток Первака, чтобы порядок поддерживали и за новичками присматривали. А остальные чтобы завтра до полудня здесь были! Всё, поехали, пускай Петька тут дальше разбирается.
Мишка догнал мать и поехал с ней стремя в стремя. Вслед отъезжающим практически одновременно раздались два голоса. Сначала Петькин:
– Напра-во! Отставить! Чурбаки стоеросовые, где правая рука – не знаете? Напра-во!
Потом голос одного из «диссидентов»:
– Матушка боярыня, не оставляй, не дай пропасть, заступись!!!
– За что ты их? – мать качнула головой в сторону продолжающего блажить купеческого сынка. – Жалостно-то как причитает.