Отсчет пошел

Проезжали блокпост. Он был уже не первый — здесь они располагались в пределах прямой видимости друг от друга — но на этом их впервые тормознули. Шофер протянул в окно какую-то красную корочку, тщедушный солдатик с болтающимся ремнем глянул в нее и взял под козырек. Машина тронулась вновь, но теперь она ехала по проселочной дороге.

— А это почему? — спросил Ен.

— Да тут дорога получше. Не такая разбитая. А у меня машина казенная. Еще хорошо, хоть такую дали. Тут даже со «скорыми» тяжко, солдат раненых до госпиталя довезти не на чем. А врачи в госпиталях, между прочим, почти все чеченцы… Нет, нечего тут нормальному человеку делать! Тут даже не поймешь, с кем воюешь. Все вооружены — и все против нас. Дети малые, лет по пятнадцать, подходят в городе к танкам, еды просят — им же тоже жрать нечего. Ну, наши, если есть, делятся, а у мальца под рубашкой гранат связка, р-раз — и ни его, ни танка… А офицеров сколько гибнет — чуть не больше, чем рядовых… Генерала этого несчастного подстрелили, как лося, — он уже чуть не год в реанимации…

— Ну да, — хмыкнул Ен. — Комбат-батяня, батяня-комбат…

— Ой, да про этого тоже молчи! Нам его тут ставят уже в воспитательных целях… Он себе еще в своем ансамбле песни и пьянки ряху отъел, а туда же — жопа щекастая в гимнастерке… Тошно прям от него. Хотя и без него тошно… Не, у нас народ свои песенки поет. Тут один в соседнем взводе из Одинцова придумал… Или врет, что придумал, а сам оттуда привез… Щас вспомню…

С неба валятсяЛистья желтые, Тихо падают Кверху жопою.Три горшка в цветуЗа решеткою,А я плац мету

Грязной щеткою.Если я ееПоуродую,То иметь меняБудут ротою.Щас в столовой был Таракан в борще.А могли не датьНи хера ваще.Посидел в говне — Повели назад.Где бы щас бы мне

Сигаретку взять?Спиздить три рубля —И не тужиться…В общем, здравствуй, бля, Школа мужества!Здравствуй, Машенька, Красота моя!Кто тебя теперь Это самое?Я ж когда письмоТвое получил — Я ж петлю себе

Из ремня скрутил!Увидал нарядКак-то издали —Откачали, бля, Да отпиздили.Небо скалится Черной тучею. Эх ты, жизнь моя Злоебучая!

Вот это, я понимаю, народное творчество. Не ихняя туфта.

— Стой, отец. А куда это ты нас завез? — встревоженно проговорил Ен, когда все отсмеялись.

Действительно, они оказались на небольшой полянке, с которой не было заметно ни одного блокпоста.

— А вот это уже не твое дело, — заметил шофер. И потянулся к ключам.

Лучше бы он этого не делал. Ен, как медведь, навалился на него сзади, пытаясь заломить правую руку за спину. Однако шофер с удивительной для его возраста легкостью толкнул ногой хлипкую дверцу «уазика» и выпрыгнул на траву. Ен, чертыхаясь, метнулся следом. Остальные двое, проклиная нелепую конструкцию «козла», пытались вылезти с другой стороны. Когда им это удалось, «шофер» стоял в нескольких метрах от машины и в руке его красовался тяжелый «Макаров».

Первым в себя пришел Сон. С трудом открыв рот, он смущенно пробормотал:

— Леонид Юрьевич… Товарищ генерал, извините, пожалуйста, но у вас ус отклеился…

ГЛАВА 4

— Товарищ генерал? — в один голос воскликнули Ен и Ира.

— Углядел-таки, — хмыкнул Гриценко. Теперь он мог быть самим собой.

— Ой, как хорошо! — воскликнула Ира.

— Ничего хорошего, — отрезал генерал. — Хуже не придумаешь. Если вернемся в Москву живыми — вам прежняя жизнь малиной покажется. Сейчас вы со своей физической формой не годитесь ни к черту. Так что, если хотите, могу отправить вас в Москву прямо сейчас. Здесь вы мне такие не нужны.

— Товарищ генерал, а что, что-то произошло? — спросил Ен.

— Произошло. Несколько часов назад на дороге из Ставрополя захватили рейсовый автобус. Двоих или троих расстреляли сразу, а одного посадили в джип и отпустили к нам. Они требуют заложников достаточно высокого ранга и чтоб обязательно присутствовали журналисты. Того, которого прислали к нам, мы проверили — он чист. У него в автобусе остались жена и дочка малолетняя. Остальных пока держат.

— Леонид Юрьевич, а мы-то тут зачем? — вмешалась Ира. — Отправили бы обычный спецназ, они бы этот автобус и разнесли, а нас-то зачем с нашим классом на такое отправлять?