— Вот именно. Что бы у него не перемкнуло в черепной коробке, я отпустил ее.
Вот такая непростая у нас работа. Один неверный шаг и можно погубить жизнь человека. Или нескольких. А у них есть близкие, родные…
— Кто знает, может паренек в лице этих сослуживцев и обрел друзей-товарищей. Тогда потребность в мечте отпала бы сама собой. А нет, так нет.
— Но мы этого не узнаем, — добавил я, — оп!
Послышалось еле слышное «плюм!», и поплавок, наконец-то, скрылся. Так, теперь сосредотачиваемся и все делаем правильно, дабы не испортить последний день.
Я подсек мечту и та вылетела из воды, крупная, в тоже время изящная и обалденно-красивая! Ох, кто-то мечтает и не стыдится этого, есть такая поговорка в наших кругах.
Я перехватил мечту, которую надо постараться удержать в ладони и ахнул…
Леска уходила в глотку мечте. Крючок находился внутри, и это было самым плохим событием, что может произойти с ловцом мечты.
Я чуть дернул за леску в надежде вытащить крючок и не повредить мечте. Мечта так широко открыла рот, что казалось — она неслышно кричит от боли. Мелкая дрожь прошла по ее телу. Червяк! Я не обновил наживку, и мечта заглотнула кусочек червяка на крючке целиком! Твою же мать!
— Что случилось? — обеспокоено спросил наставник
Мечта билась у меня в руке, как эпилептик в конвульсиях, а я все дергал и дергал за леску и что-то кричал. Послышался неприятных звук рвущихся внутренностей, изо рта, из жабр мечты забрызгали капельки крови.
— Покажи! — крикнул наставник, от увиденного схватился за голову и бросился к своему стулу, рядом с которым находился ящик с запасными снастями и нож.
Я упал на колени и еще раз дернул за леску и крючок, вместе с обрывками внутренностей, вылетел наружу. Наставник что-то говорил мне, держа в руках уже бесполезный нож, а я смотрел на мечту, как на перевернутую карточку…
Я держал в руках бьющуюся мечту ребенка, будто донорское сердце, не зная, куда ее деть…
В воду, в ведро?
…и уже не мог смотреть на нее. Только что она была красивой и величественной, теперь напоминала тряпку, об которую мясники вытирают руки после очередного разделывания туши, и я… сжал мечту в ладонях так крепко, как только мог, что бы прекратить этот кошмар. Она все дергалась и дергалась, потихоньку теряя жизнь и смысл своего назначения. А когда окончательно затихла, я откинулся назад и стал биться головой об землю, мягкую глинистую землю. И долго еще наставник пытался меня успокоить, пока не влепил такую пощечину, от которой все мысли в голове пропали. Все, кроме одной — я убил детскую мечту собственными руками.
Дело в том, что смерть мечты не повлияет на конечный результат — будут деньги, будет операция, ребенок будет ходить. Но случится нечто другое — блеск в глазах паренька будет гаснуть с каждым днем все больше и больше. Вначале будет неверие в выздоровление, потом тоска, апатия, полное безразличие ко всему. И даже благоприятный итог не станет для него таким ожидаемым и радостным. Представьте, ребенок-колясочник, поддерживаемый медсестрами, встает на ноги, и не улыбается. Я знал, что примерно так и будет. Так же я знал кое-что еще.
Через пятнадцать минут мы сидели на берегу и смотрели в водоем, где среди обычных рыб резвились чьи-то, плохие и хорошие, мечты, фантазии и
— Ты как? — наставник посмотрел на меня, уже зная, что никакой «корочки» у меня завтра не будет.
— Нормально, — прошептал я, — просто… так все запороть…
— Кто же знал? — так же тихо сказал он.
— Никто.
А меня же бросила девушка, когда не прошла конкурс, а меня зачислили. Это была ее мечта, не моя. Она бы все сделала правильно. Любой другой обновил бы червяка. Но не я.
— Ладно, — наставник ободряюще похлопал меня по плечу, — пошли. Ты все равно уже ничем не можешь помочь.
— Могу, — твердо сказал я.
— Каким это образом? — наставник посмотрел на мертвую мечту, плавающую в ведре вверх брюхом.
— Я знаю, где он живет.
— Пойдем со мной, — перед отделом кадров, где ждала трудовая книжка, меня остановил директор.
— Куда? — насторожился я.
Мы вчера уже все обсудили.
— Есть дело.
Мы вошли в приемную, где толпились все ловцы мечты, включая моего наставника.
— Вот, от всех нас, — директор протянул мне конверт.
— Не.., — прохрипел я и прочистил горло, — не надо.
— А это не тебе, а тому пацану.
— Да я сам, — возразил я, — это мой косяк.
— А если бы я так прокололся? Или кто-нибудь из нас? — поинтересовался директор, — И поехал бы в другой город искупать вину? Твои действия?
Что тут скажешь? Я принял конверт. Действительно, чего из себя гордого лепить, когда помогают от чистого сердца.