Отщепенец

— Давай мы с Рахилью, — предложил М’беки. — Если не хочешь Нейрама, мы вдвоем… Сам же сказал: под вопросом.

Папа лёг на спину. Кажется, ему трудно было сидеть.

— Не хочу Нейрама, — сказал он. — Но под вопросом не хочу ещё больше.

— Почему?

— Боюсь, — объяснил карлик.

— А может, всё-таки розыгрыш? — с детской надеждой спросил М’беки. — Папа, признайся: ты нас разыграл? С тебя станется…

Тумидус наотмашь хлестнул стеком по забору. Стек сломался.

— Хорошо, что я не антис-инивидуалист, — задумчиво произнёс военный трибун, участник первого в истории Ойкумены колланта, то есть коллективного антиса. — Хоть сдохну по-людски, и держать не надо…

Глава шестая

Козленок в джунглях, или Ужас, ужас, ужас

I

— Седрик, заткнись!

— Рехнулась? Я же молчу!

— Это ты ртом молчишь! А мозгом ты орёшь на всю галактику!

Волна негодования хлестнула Седрика по лицу, словно мокрая тряпка. Николь в ярости, понял он. Лучше отшутиться, свести конфликт к анекдоту, иначе Николь сожрёт меня без соли.

— Так значит, у меня всё-таки есть мозг?

— Мелкий! Мелкий и твёрдый, как орех! И тупой, тупой, тупой!

— Николь, в чём проблема?

Седрик сделал круглые глаза. Седрик сгенерировал самое искреннее удивление, на какое только был способен. Сгенерировал и умножил на десять.

— В тебе, придурок! — Николь скривилась, как от оскомины. Искренность Седрика пришлась ей не по вкусу. — В твоих эротических фантазиях. От тебя так и прёт вожделением!

— Да ладно! Не принимай на свой счёт…

— Ах, так это ещё и не на мой счёт?!

— Я не то хотел сказать…

— Козёл! Кобель похотливый!

Вся природа Седрика требовала поставить пси-блок, закрыв сознание от Николь, возмущённой ментальными домогательствами коллеги. Природа требовала, а приказ Тирана категорически запрещал. Пока две силы рвали беднягу на части, Николь решила не ограничиваться эмо-затрещиной и запустила в козла — да-да, и кобеля, похотливого кобеля! — вполне физической тарелкой: к счастью, пластиковой. Тарелка больно рубанула Седрика по уху. Икая от нервного смеха, молодой человек вылетел из кают-компании — и едва не сбил с ног техника в форменном комбинезоне. Техник отшатнулся к стене, шмыгнул носом, красным и распухшим, достал из кармана платок.

«Чёртовы менталы! — ясно читалось на его лице. — Превратили корабль в сумасшедший дом!»

На лице — читалось, зато на уровне психики техник представлял собой натуральный «чёрный ящик» с недоступным содержимым. Пси-блокаду членам экипажа «Ловчего» корабельные медики обновляли дважды в сутки. Носовые инъекторы-пистолеты — по мнению пациентов, инструментарий скорее палача, чем медика. Процедуры с их применением малоприятны, чтоб не сказать, болезненны. На четвёртые сутки полёта весь экипаж, если судить по склеротическим носам, походил на записных алкоголиков, мающихся жесточайшим похмельем. Спецкоманду эмпатов на «Ловчем» тихо ненавидели и грозились по возвращении утопить в сточной канаве. Сточных канав на цивилизованном сверху донизу Ларгитасе было поискать, но для святого дела нашли бы.

«Мы-то тут при чём?! — хотелось крикнуть Седрику при встрече с очередным техником или офицером, кипящим от ярких чувств. — Это всё Тиран! Долой тиранию!»

Разумеется, космолетчики отлично знали, кто швырнул их в это безумие, по нелепой случайности называющееся полётом. Но Тиран был далеко, а молокососы-эмпаты — рядом. Они мозолили глаза, проедали плешь и доводили до белого каления. Временами Седрику думалось, что учебные тревоги — капитан «Ловчего» учинял их по три раза на дню — это всего лишь способ досадить спецкоманде, чтобы менталам, избавленным от болезненных инъекций, жизнь не казалась малиной.

Малина? Сахар-рафинад?! Окажись капитан Линдхольм в шкуре любого члена спецкоманды — небось, по-другому запел бы. Поживите-ка четверо суток заживо освежёванные, с содранной кожей, так, чтобы все нервы наружу — вас от малины будет рвать желчью!

— Приманка, — объяснил Тиран перед вылетом. — Вы — приманка, так и запомните. Живец на крючке, кусок мяса в море с акулами, козлёнок в охотничьих угодьях тигра. Вы должны трепыхаться, истекать кровью и блеять…

— Мекать, — поправила Николь.

— Что?

— Козлята мекают. Это овцы блеют.

Тиран пронзил её огненным взглядом:

— Мекать, блеять, лаять, но в эмоциональном плане вы должны орать так, чтоб вас учуяли за полгалактики! Всё ясно, козлята?

— Ага, — хмуро кивнул Мика Виртанен, старший команды. — Значит, снимаем внешние блоки, усиливаем выход и транслируем чувства наружу по максимуму.

— Снимаете все блоки, — уточнил Тиран.

Тон его не предполагал возражений.

— Зачем?! — возмутилась толстушка Барбара. Щёки её вспыхнули лихорадочным румянцем. — Ладно, внешние: чтобы наружу фонить. А внутренние зачем? Нас же самих и накроет!

— Именно! — возрадовался Тиран. Было в его радости что-то от заплечных дел мастера, готовящегося вырвать особо любопытный ноготь. — Вас и должно накрыть. Фонить? Вы не фонить должны — квазарами сиять!