Михаил Шнейдер

Отшельник

Я заглянул в полупустое купе поезда Москва – Адлер. Это было чудесное и незабываемо время. Безмятежно спокойное, ласковое. На рождественские каникулы я решил поехать в Сочи, в то время у меня был вполне заслуженный отпуск. И я, не посмотрев на зиму, сняв комнату в квартире бывшего моряка и его жены, наконец-то, почувствовав себя комфортно; я остался один, в совершено не знакомой мне обстановке. Целый день я гулял по набережной, просиживал на лавочке, обращенной к морю, смотрел на воду, и читал. Воздух был необыкновенно свежий и прохладный. А вечером, исходив несколько километров, а то и больше, я возвращался усталый, довольный собой и запирался у себя в комнате, усаживаясь за книги.

В общем можно сказать, что все было прекрасно если бы…. через несколько дней у меня ужасно разболелась голова….

***

Случай или космическая закономерность часто сводит РАЗНЫХ людей в ОДНОМ месте. Этот человек был одет в черный, длинный, затасканный плащ; руки у него были грязные; волосы длинные и мокрые, склеившись, лежали на плечах; по лицу стекали черные подтеки от воды; борода была длинная, густая заостренная на конце с перемежающимися седыми и черными волосами. Он присел на стул, стоявший в приемной больницы и вытащил из-за пазухи плаща кусочек хлеба. Дверь в кабинет врача открылась, из нее вышел один пациент, и зашел другой. В это время в воздухе что-то засвистела, и открытую входную дверь несколько раз ударило о створки сквозняком. Я передернул плечами, проводив взглядом старика. Он представлял собой человека, ведущего бродяжный образ жизни, но при этом ему удавалось оставаться привлекательным. Мое внимание всегда привлекали опустившиеся до дна люди, хотя наверно не более чем слишком богатые. Но я помню, долго думал о бывшем моем университетском преподавателе, которого как-то увидел утром в летнем кафе за бутылкой вина. Я знал только, что у него умерла жена, и он ушел с кафедры. А еще как-то ехал в метро и услышав за спиной громкий голос, повернулся и увидел, пожилого, явно выжившего из ума и неухоженного человека. Он басом, сбивчиво, о чем-то говорил, вряд ли четко осознавая – что. Это был не внятный бред старого склеротика, но некоторые мысли на удивления отличались поразительной логикой. Некий сгусток разрозненных, переживших себя жизненных позиций. Он говорил: «Все улетело… прошло. Куда пропало? Я жил, а ничего уже нет. Были люди, и не стало. Кошпировский и Чумак лечили, лечили и не вылечили. Все больные. А я тут стою, доживу, и буду стоять. Ничего, ничего все хорошо. А что вообще? Какая уже разнится. А кто вообще счастлив? Кто счастлив? Никого нет счастливого. Все стоят и никто не счастлив – говорил он – ничего, а я буду здесь стоять».