Отшельник. Роман в трёх книгах

— Павел Степанович, у древних греков, если не ошибаюсь, был такой обычай: тому, кто приносил плохую весть, сразу отрубали голову. Не знаю, что вы сделаете со мной, но я вас глубоко и искренне уважаю, поэтому считаю своим долгом первым поставить вас в известность о том, что произошло: ваша дочь Вера Павловна подозревается в совершении тяжелого преступления и сейчас арестована. Готовьтесь к тому, что на этом раскрутят компанию компромата лично против вас. Судя по всему, она уже началась. И еще: мне кажется, что это организовано вашими оппонентами. Очень уж все как-то гладко и слаженно выглядит. Следствие, конечно, будет восстанавливать все детали, но я не только ваш старый друг, но и такой же старый опер, тертый калач в таких делах, поэтому вижу, нюхом чувствую: тут что-то не так.

— Спасибо, Вася, — упавшим голосом ответил Смагин. — Спасибо тебе. Сделай, что можно, пока я подключу свои связи. Я тоже чувствовал, что беда где-то рядом. Меня даже предупреждали. Да что теперь поделаешь?..

— Я думаю, на несколько дней мне удастся отпустить Веру. Разумеется, на подписку о невыезде. А там все решит суд. Суда не избежать, если, конечно, не произойдет какого-то чуда. Слишком большой резонанс будет. Шума не избежать. Как-то странно все: дети на дороге, авария, наркотики, которых Вера никогда не принимала, целая толпа репортеров, которых никто не звал, дружок Веры, на котором, к удивлению, ни одной царапины… Будем вникать, все анализировать, сопоставлять. Но пресса раздует большой пожар. Так что готовьтесь, Павел Степанович.

— Всегда готов, — грустно ответил Смагин. — Как юный пионер Советского Союза. Мне тумаки получать — не привыкать. Спасибо тебе, Василь Захарович. Будем теперь надеяться на чудо, раз ты говоришь, что только это сможет исправить ситуацию. Хотя ни в какие чудеса я не верю. Никогда не верил, а теперь, после всего, что случилось, и подавно…

Он тяжело вздохнул и отключил телефон.

На всё воля Божья

Кроме самого Смагина в комнате сидело еще трое: Любовь Петровна, Выкван и Вера, которую ненадолго все же отпустили домой на подписку о невыезде.

— Можете ничего не говорить, — от всех переживаний и нервных потрясений Павел Степанович спал с лица, — я наперед знаю, кто что скажет, хоть я и не пророк, не прозорливец и не оракул. Ты, Выкван, скажешь, что заранее предупреждал меня обо всем, убеждал, так что пеняй, товарищ Смагин, на самого себя. Ты, Любаша, пропоешь свою старую песенку: «На все воля Божья». А вот что скажешь ты, Вера, — не знаю.

Вера ничего не ответила, она сидела, низко опустив голову и обхватив ее руками.

— Конечно, молчать — легче всего, — усмехнулся ее отец. — Дескать, повинную голову меч не сечет. Это мне теперь отдуваться за все твои выходки. Мне! Как будто не ты, а я в тот вечер наглотался какой-то дури, потом летел без ума по ночным улицам в обнимку с очередным твоим ухажером… Кстати, удалось установить, где он, кто он?

— Кто он — можно лишь предположить, но с высокой вероятностью, — ответил Выкван, понимая, что вопрос обращен к нему. — Он из команды Лубянского, вернее, его людей. Удалось установить, что последние два контакта с его мобильного телефона, незадолго до того, как им удалось осуществить задуманное, связаны с помощником Ильи Гусмана, который контролировал ход операции. Где «ухажер» сейчас — известно доподлинно: в Австрии, куда умчался якобы для лечения в специализированной клинике после полученных в аварии увечий. Хотя увечий, как показала экспертиза, ровным счетом никаких. Ни одной царапины, только пыль на брюках и туфлях. Немного осталась и на рубашке, когда он сам покувыркался на асфальте. Если бы его выбросило от столкновения — следы были бы куда заметнее.

— Еще удалось установить, — он покосился на Веру, — что психотропный препарат в организм Веры попал вместе с кофе, которым ее угостили в кафе «Пегас» минут за пятнадцать до столкновения. Препарат начал действовать как раз к этому времени, поэтому Вера ничего не может вспомнить…

— Она вспомнит, — Смагин тоже косо взглянул на дочь, — все вспомнит, когда ей прямо в зале суда после оглашения приговора накинут наручники и отвезут в места не столь отдаленные. Там она все вспомнит, до мелочей! Только рядом не будет папы с мамой — лишь зэчки, которые возьмутся за ее дальнейшее воспитание своими зэковскими методами. Тогда, будем надеяться, восстановится все: и память, и совесть, которые она растеряла за родительскими плечами.

— Паша… — Любовь Петровна сделала робкую попытку успокоить мужа, на что тот взорвался еще больше: