Она решила начать сборы с вещей бабушки и деда, что было вполне логично: они уже перебрались к дочери и пытались налаживать жизнь, устраиваться, и вещи в этом непростом процессе им требовались прямо сейчас. Когда Алиса добралась до мелочей, до давно позабытого скарба, хранившегося где-то по углам и схронам до «лучших времен», «про запас» или «на всякий возможный случай», как в любом уважающем себя доме, – ей пришлось то и дело связываться с бабулей по видеосвязи, демонстрировать очередную «нужную» штуку и выяснять: брать или ну ее – отдать в правильную организацию, вывозящую всякое старье, которого она уже собрала несколько больших коробок.
Но в какой-то момент Алиса себя остановила, прекратив это видеосовещание. Во-первых, так она будет собираться до морковкиного заговения, а во-вторых, и в самых главных, бабушка нервничала, расстраивалась, вздыхая над каждой вещицей, иногда и слезу пускала. Им с дедом и так непросто дался этот переезд и расставание с отчим домом, не стоит их мучить еще и непростым процессом сортировки. Остается только радоваться, что старикам не приходится заниматься всеми этими сборами и прощанием с любимыми вещами. Они хоть и бодрые, но сердца-то у них не железные.
Вы реально представляете, каким количеством шмотья обрастает человек за свою жизнь?! Казалось бы – живу чуть ли не в аскезе, довольствуясь малым. Ага! Малым! Как копнешь по углам – обалдеешь! Откуда что взялось? Залежи! И все, до последней мелочовки и магнитика на холодильнике, связанно с какими-то воспоминаниями, с чем-то важным, с вехами жизненного пути, с людьми, прошедшими через эту самую жизнь, с любовями, расставаниями, с тихой печалью-грустью и безудержной радостью, с праздниками, днями рождениями, с победами-поздравлениями…
Господи боже, ну как это все… Как это все разделить, как решить, что важно, а что да ладно, пускай и не очень жалко? Ну как?
Алиса зависала над какой-нибудь памятной вещичкой, вспоминая связанные с той события, словно проваливаясь в прошлое. Например, над одним из старых фотоальбомов, в котором бабуля с любовью и тщанием собирала фотографии Алисы в разных возрастах и ситуациях и подписывала своим прекрасным почерком, датировала, а в скобочках давала комментарии…
Вот Алисе месяц от роду – оре-о-от, кулачки сжаты, ужасно недовольна. Вот полгодика, и она с увлечением грызет спинку стула, игнорируя все призывы взрослых посмотреть в объектив камеры, вот первый поход в садик – испуганная, настороженная, но решительная. Смелая девочка. Перелистнула несколько страниц – юношество, ей четырнадцать, первые дни в лицее, в новом классе. Такая смешная фотка: Сосновский над чем-то хохочет, Любавина недовольно морщится, глядя на него, Титова с любопытством откровенно рассматривает Алису, а Денис…
Так! Захлопываем альбом – некогда ностальгировать. Что у нас там дальше? Спортивный инвентарь? Господи боже, вразуми меня недогадливую – вот на хрена бабуле с дедом старые допотопные коньки со шнуровкой, правда, в хорошем состоянии, почти не ржавые. Бабуле позвонить, что ли, или втихаря отправить их в следующую, быстро заполняющуюся коробку с вещами, что на благотворительный вывоз?
И так бесконечно. Это реально изматывало не столько физически, сколько морально, словно тихонько плакала душа, прощаясь с былой жизнью, понимая, что ничего уже не вернуть назад – ни тепла и уюта этого дома, ни всей прожитой в нем жизни, ни своего детства и отрочества, ни воспоминаний, что питали их особую, необыкновенную энергию…
И становилось так… пусто, что ли, так холодно, бесприютно и сиротливо, словно прошла жизнь и нет больше на земле того единственного мирного, тихого уютного уголка, в который Алиса возвращалась из любых далей, из всех тяжких и трудных экспедиций, точно зная, что здесь любима, что здесь ее с нетерпением ждут, считают дни и минутки до ее возвращения, защитят и отогреют от любой беды, горя и усталости, а родные запахи и стены этого убежища укроют от всякой житейской напасти.
А теперь все – больше нет у нее приюта. Словно осиротела.
Это было реально больно, больно до слез, которых никто, кроме старых стен любимого дома, не видел, да вон еще чучела совы, подаренного деду его учеником, глядящего на нее сочувствующим взглядом желтых пластмассовых круглых глаз. И куда его? Алиса шмыгнула слезливо носом, крутя в руках ветку с сидящей на ней совой. В благотворительность? Дедушка расстроится, ученика того он любил, из него потом целый профессор вышел, дедулю помнит, поздравляет с днем рождения и Днем Победы. Да и к чучелу этому дедушка привык…
Нет, не готова пока сова к благотворительности, поедет в новое место проживания, вздохнула Алиса, пристраивая чучело в коробку номер тридцать три, внесенную в реестр под определением «Подарки-сувениры».
Вот так. Печально…