Отсрочка от казни

– Все это красивое философствование годится только для финальной сцены голливудского фильма, – сказала Анна, запуская мотор. – А через час он захочет пить, а потом и хлеба с маслом.

Что-то раньше я не замечал у нее такого реалистического взгляда на жизнь.

Анна покатила вперед и быстро поравнялась с Владом. Мой друг с совершенно невозмутимым видом продолжал идти вперед, иногда сплевывая через дырку между передними зубами, которой я раньше не замечал.

– Влад! – позвала Анна. – Во сколько тебе обошелся бензин?

– Не помню, – односложно ответил Влад. – Какая разница? Жизнь дороже!

Я тронул Анну за плечо и сделал гримасу, которая означала: «Что я тебе говорил! Он безнадежен!»

– Мне сказали, что больше двухсот пятидесяти тысяч твои цистерны стоить не могут, – продолжала Анна.

– Двести тысяч он отдал! – вспомнил я.

– Влад! – отчетливо проговаривая слова, сказала Анна. – Господин Уоррент готов купить их у тебя за четыреста тысяч баксов! Я разговаривала с ним вчера в пресс-центре Министерства внутренних дел как твое доверенное лицо.

– Не знаю никаких Уоррентов, – ответил Влад.

– Это американский продюсер. Он вместе с туркменскими и иранскими кинематографистами снимает фильм в Каракумах. Где-то под Бахарденом он уже возвел бутафорию, но, когда узнал про цистерны с бензином, застрявшие на аварийном мосту, решил все снимать на живой натуре. Я от твоего лица уже подписала с ним предварительное соглашение.

Наконец Влад остановился. Сначала он посмотрел на меня, потом на Анну. Даже опухшие веки не скрыли его широко раскрытых глаз.

– Что ты сделала? – уточнил он.

– Подписала соглашение, – ответила Анна и с испугом взглянула на меня. Влад тоже посмотрел на меня, словно я был доверенным лицом господина Уоррента.

– Кирилл, – с трудом произнес Влад. – Там же вода, а не бензин. Анна на такую аферу толкает, каких еще свет не видывал! Господин Уоррент нас потом на этом самом мосту повесит головами вниз!

– Ну-у-у, – протянул я, избегая смотреть Владу в глаза. – Может быть, и не повесит. Леся, вон, тоже хотела кое-что тебе отрезать, и Тихонравова пыталась…

– Где вода? О чем вы говорите? – не поняла Анна.

– Господи, – шептал Влад. – Четыреста тысяч баксов! Зачем ты вводишь меня в такое искушение!

– Компенсация за моральные и материальные издержки, – бормотал я, пытаясь приладить к рваной дыре на своих джинсах лоскут. – А продюсер, наверное, очень богат, с него не убудет…

– Не искушай меня!! – вдруг заорал Влад, воздев руки кверху. – Не искушай, умоляю!!

И, забыв о хромоте, со всех ног кинулся в пустыню.

– Влад! – крикнул я, устремляясь за ним. – Пожалей себя!

Съехав с дороги, Анна погнала джип за нами. Мы все одновременно что-то кричали, но старый американский мотор легко заглушал наши хриплые голоса, и казалось, что мы от избытка чувств нестройно подпеваем ему, а суть слов песни была совсем не важна.

Послесловие

Пятнадцатого сентября утром, ближе к часу «пик», из телефона-автомата, расположенного рядом со входом в метро «Беговая», я позвонил в милицию и сказал низким басом:

– В ближайшие часы метро «Беговая» будет взорвано. Еще один теракт будет совершен сегодня вечером в одном из автобусов шестьсот семьдесят седьмого маршрута.

И, положив трубку, быстро свернул за угол дома, где в машине меня дожидалась Анна.

– Домой! – сказал я.

Вечером, в последнем выпуске «Вестей», мы с Анной смотрели эпизод: из фойе метро эвакуировали людей, и кинологи с собаками проверяли мусорные ящики, щели между торговыми ларьками, эскалатор и турникеты.

Как сказала потом улыбающаяся дикторша, сигнал оказался ложным. Взрывные устройства ни в метро, ни в автобусах указанного маршрута не были обнаружены. И вообще, добавила она, в этом году осень в столице оказалась на редкость спокойной.