Я смотрел на офицеров, пытаясь понять их отношение к произошедшей трагедии. Гибель курсанта, пусть и вне пределов училища, при выполнении непрямых обязанностей, но это всё равно трагедия для учебного заведения. Я всматривался в их лица, ловя изменения в интонации голоса, в мимике лица и сигналы невербальных жестов, но кроме непомерного честолюбия и рационального расчёта ничего не рассмотрел. Читая книги, изучая историю, я много думал, каково офицерам отправлять на верную смерть солдат, зная, что у него есть семья: отец, мать, жена, дети и с содроганием понимал, что, достигнув определённого офицерского уровня и мне предстоит решать, кто останется жить, а кто сгинет, исполняя приказ.
— Товарищ генерал, у меня просьба, — произнёс, для себя решив, что не могу так. В гибели Кота я винил себя, что не остановил его, что не поспешил за ним, что не прикрыл его собой или по крайней мере не погиб вместе с ним. Так было бы лучше… лучше для меня. Всю дорогу в училище я думал о друзьях, о сокурсниках. Но ловя на себе недовольно-удивлённые взгляды понял, здесь я чужой. Меня обратно не примут. Не будет дружеских подшучиваний и насмешек, не будет доверительного отношения со стороны сокурсников. Всё будет по-другому, не так как раньше. Прошлого не вернуть.
— Не тушуйся, просьбу рассмотрим, — сам и не заметил, как застыл на несколько мгновений.
— Разрешите подать рапорт об отчислении из высшего учебного заведения с зачислением рядовым в действующую часть, — выпалил на одном дыхании. Мечта стать офицером становилась призрачной, ну и пусть.
«Пусть не стану офицером, но солдатом — лучшим солдатом я всё равно стану», — в мыслях успокаивал себя.
— Курсант Провоторов! — от генеральского рыка вытянулся по струнке, — ты точно здоров?
— Так точно! — ответил бодро и чётко.
— Тогда выйди! Подумай пять минут, а потом вернёшься, я приглашу! — лицо генерала раскраснелось. Он едва сдерживал себя, чтобы не закричать.
Подчинился. Развернувшись кругом, открыл дверь и вышел из кабинета…
— Что это было? — удивлённо спросил Логинов.
— Это тебе лучше знать, товарищ полковник, ты же мой зам по воспитательной работе, вот и объясни, что с курсантом? Я ходатайство составил, чтобы ему медаль вручили. Боевую награду не дадут, по статуту не положено, а вот ведомственную «За личное мужество» с начальником ГУВД договорился, присвоят.
— Так это вроде орден, — вступил в разговор Кузнецов.
— Боевой — орден, а в полиции, МЧС и других службах — медаль. Так, мы отвлеклись. Товарищи заместители, что молчите⁈ Отвечайте, что с курсантом не так?..
Я вышел из кабинета и осторожно, чтобы не хлопнуть, закрыл за собой дверь. Адъютант непонимающе уставился на меня, так как я продолжал стоять возле двери.
— Сказали подождать пять минут, вызовут, — пояснил, почему не ухожу из приёмной, а так и стою.
— Лучше отойди, а то, кто выйдет — зашибёт, — предупредил молоденький лейтенант. Я сделал пару шагов, остановился у стульев, но присаживаться не стал, хотя ноги и гудели.
— Разрешите лист бумаги? — обратился к адъютанту. Он молча указал на стоявший отдельно стол и сложенную там стопку чистых листов. На его лице прочитал сочувствие. Уселся за стол. Видимо часто, сидя здесь за отдельным столом, пишут рапорта. И стопка бумаг подготовлена, и ручки в резном стакане…
Раздался сигнал селектора. Адъютант бодро вскочил, одновременно хватая трубку.
— Да, здесь. Слушаюсь! — отчеканил он и кладя трубку, обратился ко мне, — проходите, вас ожидают.
Я как раз дописывал рапорт, ставя свою подпись.
— Разрешите?
— Входи, курсант, — вместо генерала ответил подполковник. — Рассказывай, что произошло и почему хочешь бросить учёбу? И не надо говорить про неуспеваемость, что устал, что стал пацифистом.
— Никак нет! Пацифистом не стал и успеваемость в полном порядке! — ответил, глядя прямо в глаза подполковнику. Именно он продолжал разговор.
— Тогда почему, ответь?
Я стоял и не знал, как ему объяснить. Сказать, что в моём сознании всё поменялось. Поменялись приоритеты, поменялись цели, поменялось… нет, не мировоззрение, но я не хочу оставаться в стороне, когда наши парни гибнут на войне при выполнении воинского долга, что виню себя в смерти Кота — Кости и не имею морального права сидеть и ждать, когда наш курс выпустят и отправят в действующую воинскую часть. Ничего не отвечая, молча, протянул написанный рапорт.
— Что это? — взял лист бумаги подполковник, мельком взглянул и передал начальнику училища, — на ваше имя, товарищ генерал.
Генерал взял рапорт, видно было, что он несколько раз прочитал написанный текст: глаза бегали по тексту, возвращаясь к началу.
— Ты уверен, товарищ курсант? — вот чего-чего, а такого вопроса не ожидал. Предполагал, что меня вновь выставят за дверь, дадут дополнительное время подумать или просто порвут рапорт и отравят в расположение.
— Так точно! — ответил, как можно увереннее.
— Хорошо, рассмотрим. Свободен.
Уже развернулся на сто восемьдесят градусов, как услышал:
— Товарищ курсант, подождите меня в приёмной. Есть несколько вопросов, — резанул холодный тон Кузнецова.