Отстойник

Чем были все эти предметы, выброшенные в отстойник неизвестной силой Бог знает откуда? Можно ли их как-то использовать? С ответами на эти вопросы можно было повременить. Сначала артефакты надо было собрать. Чем и не преминула заняться быстроногая орда китайцев. Подданные самозваного императора рассыпались по окрестностям, как горох, методично собирая каждый обломок, роясь в пыли, будто фокстерьеры, преследующие лису в норе, накидывая сети на едва заметно дрейфующие в воздухе мыльные пузыри.

Немолодой китаец, оставшийся рядом с крепко связанными пленниками, потирал, видимо, ушибленную в схватке спину, боязливо поглядывая на товарища Сунлиня. Подкравшегося сзади Парамошку он и вовсе не заметил. Индеец ловко ухватил китайца за тощую косицу и, запрокинув его голову назад, вонзил несчастному в шею острый осколок прочной пластмассы. Зажатый смуглой Парамошкиной рукой рот так и не издал ни звука. Брызнувшая поначалу фонтанчиком кровь по мере проникновения осколка все глубже забулькала и полилась спокойной рекой, заливая хилую грудь и судорожно царапающие индейца жилистые руки. С невозмутимым лицом индеец спокойно наблюдал, как закатились глаза хладнокровно зарезанного им человека, безвольно упали руки, подкосились ноги и обмякло ставшее вмиг тяжелым кулем тело. Бесшумно и быстро опустив китайца на землю, Парамошка с кошачьей грацией перепрыгнул через труп и присел у лежащего крайним в ряду связанного Никитки.

Выкатив глаза, тот в ужасе забился, как вытащенная на берег рыба, и замычал что было сил, уже представляя неизбежное – как окровавленный, самодельный нож вонзается в его беззащитное горло, а он даже заорать не может. Рядом, гневно суча ногами, крутился Никимчук, грозя привлечь ненужное внимание к происходящему Индеец засунул поглубже кляп в разинутый Никиткин рот и, сжав поудобнее осколок пластмассы, принялся пилить веревки, стягивающие запястья юноши. Осознав, что резать, как барана, его не собираются, тот престал брыкаться и замолчал. Облегченно выдохнули и остальные пленники. Теперь всеми полностью завладела другая мысль: «Только бы нас не заметили раньше времени.» Парамошка делал свое дело споро. Однако, как это часто бывает в критических ситуациях, время тянулось нестерпимо медленно. Вот уже Иван Петрович потирал затекшие руки, Андрей распутывал опутанные щиколотки, все еще с некоторым опасением посматривал на острый осколок в руках индейца Эдуард Петрович, нетерпеливо ерзал оказавшийся последним Вовчик. Они почти успели освободиться, когда произошло неизбежное – их заметили. Пронзительный крик одного из китайцев заставил его собратьев побросать все дела и нерешительно сгрудиться шагах в десяти от бывших пленников. Подойти ближе они не решались. Шестеро свободных, взрослых мужчин, один из которых – перемазанный кровью дикарь с самодельным ножом, злые, как черти и готовые защищать свою жизнь, кардинально меняли расклад.

«Валяйте, узкоглазые. Попробуйте теперь взять. Сейчас я Вам бошки то поотшибаю,» – хмуро пообещал, набычившись, Андрей. Заплывший глаз придавал ему вид самый что ни на есть бандитский. Давно у него не было повода вспомнить деревенское детство с отчаянными драками улица на улицу, с холодком в животе в предвкушении стычки, с накатывавшем в процессе драки остервенением, которое невозможно было унять иначе, чем разбитым носом вывалянного в грязи противника, бывало даже, что и с изданным в эйфории победы воплем превосходства, словно ты – дикое животное. А чего только стоит это чувство, когда ты – повелитель вселенной, невзирая на выбитый зуб и трещину в ребре, которая не даст тебе спокойно вдохнуть несколько недель! Страха не было вовсе, только азарт и злость.

Китайцы поежились. Оказавшись меж двух огней: многообещающе-сурово сдвинувшего брови Сунлинь Яня и кучкой свирепых русских дикарей, они топтались на месте, как стадо овец перед глубоким оврагом. Тело мертвого собрата с перерезанной глоткой энтузиазма им тоже не добавляло.

«А полезное то что падает? Али съедобное?» – как ни в чем не бывало спокойно поинтересовался Никимчук, выступая вперед и не обращая внимания на изумленно вытаращившиеся глаза своих спутников.

Помедлив минутку, пока один из верноподданных, почтительно склонившись, растолковал ему слова русского, товарищ Сунлинь Янь поддержал разговор дипломатично-обтекаемой фразой: «Всякое бывает. Много непонятных вещей.»

Диалог был налажен, напряжение ощутимо спало. Андрей выдохнул даже немного разочарованно, руки то чесались всерьез. Никимчук, между тем, заложив руки за спину, словно профессор, расхаживающий по кафедре, приблизился к самозваному китайскому императору, продолжая светскую беседу: «А вот, скажем, проскочить туда – наверх не пробовали пока гремит да сверкает?»

«Отчего же не пробовали? Пытались. Даже тела не нашли,» – вполне дружелюбно рассказал Сунлинь.