Отстойник

Здоровущий бугай, вынырнувший со стороны чердака, не носил бронежилета и вообще предпочитал рэмбо–стайл, нацепив черный разгрузочный жилет прямо на голый торс. Дабл–теп разворотил ему грудь прежде, чем он успел довернуть свое длинномерное орудие, обе пули вышли со спины, насколько я их знаю — по пути соорудив в грудной клетке зачетный винегрет с потрохами. Вот потому сведущие люди и стараются меня не злить — газую я быстро и резко, а торможу медленно. Мне на этом основании три раза отказывали в выдаче водительских прав. Да и на четвертый выдали только по большому блату — специально попросился к парню, у которого я был, в свою очередь, инструктором по огневой подготовке. Нет, рука руку не моет, я ему как раз халявных зачетов не ставил — он просто разумно посчитал, что парня, который так стреляет, раздражать не следует.

Ружье, которое бедолага выронил, оказалось чудесной альтернативой моему забытому в спешке винчестеру — Бенелли М3, в рекламных кампаниях его заученно обзывают «роллс–ройсом среди дробовиков». Ничего не знаю ни про какие роллс–ройсы, а ружье и правда достойное, у самого что–то такое есть там, дома. На прикладе сразу бросилась в глаза планка с шестью запасными патронами — непривычного бледно–желтого окраса, но, несомненно, подходящего 12–го калибра. Приберу я это ружье, коли мой мертвый приятель не возражает — если предчувствие насчет этих странных желтых патронов меня не обманывает, с такой штукой в руках можно и вертолету высказывать свои пожелания. Побежал дальше наверх, по пути нащупал и скрутил шайбу управления режимами стрельбы в сторону ручной зарядки. Не будем полагаться на автоматику там, где можно передернуть по старинке. Хехе, это я смешно подумал, хоть в мировую копилку похабных афоризмов.

На чердаке было пусто, а бегать по нему взад–вперед, уворачиваясь от коробок, мне уже надоело. Будем надеяться, что это последний заход — по крайней мере, в таком неумеренном темпе. Дверь будочки вынес ударом плеча и тут же припал на колено, вскидывая ружье. Зря опасался — пилот не собирался отстреливать тому, кто прибежит, голову, он вообще был весь поглощен своими рычагами и тумблерами, то ли готовясь взлететь, то ли что еще… короче, чтобы привлечь его внимание, я аккуратно выстрелил в ближайший к нему участок рамы, не имеющий очевидной смысловой нагрузки. Ух, как шарахнуло! Дырка образовалась ровная и большая, обычный жакан, пожалуй, так не справился бы. Какие хорошие патроны, модные. Надо поближе познакомиться, чтобы знать.

Усатый дядька содрогнулся, обхватив голову руками, и опасливо ко мне поворотил свои здоровенные летные очки.

Глуши мотор! — проорал я как мог, но едва ли был услышан за рокотом означенного мотора. Пришлось перейти на импровизированные жесты — удерживая правой рукой шотган, левой указал на винт и выразительно почикал себя по горлу. Чего тут, казалось бы, не понять? Но дядька затряс головой, словно бы отказывая. Это, право же, странно — когда я с ружьем, люди мне обычно стараются поддакивать, даже на эльфах, как давеча выяснилось, работает.

Пришлось, пригибаясь, чтобы не сбило с ног воздушным потоком, добежать до машины и вброситься в салон. Пилот не оказывал сопротивления, хотя на боку у него висела кобура, а рядом с собой я обнаружил небольшую оружейную пирамидку. Но и вырубать двигатель не торопился, задрал руки и зажмурился, вероятно, ожидая грубости.

Вырубай машину! — рявкнул я ему на ухо, содравши предварительно наушники.

Не могу!

Вот тебе на. Как можно уметь летать, но не мочь выключить двигатель? Все норовят меня надуть, пользуясь моей честностью и неиспорченностью.

Вырубай, тебе говорят! — для убедительности я слегка треснул усача локтем в затылок, отчего его мотнуло вперед и шлепнуло лбом о приборную доску.

Не могу! — завопил он с той же мажорностью, хорошо хоть, ответно в морду не въехал. — Умру я тогда!

Вот еще новости. Какой–то он предубежденный.

Фирзаил приказал!

На лицо дядьки живо вспрыгнула тень надежды.

Сам Фирзаил? Так и приказал?!

Так и приказал, а если не заглушишь, выгружу тебе такой пиздец!…

Какой именно пиздец выгружу — я толком не придумал и озвучивать не стал, и хорошо, потому что где–то на середине тирады внезапно проникшийся покладистостью усач вырубил таки двигатель, и вопль мой в той части, что про пиздец, ничем более не заглушаем, разнесся далеко над адскими пейзажами. Вот так всегда — выдернется из контекста какая ни на есть фраза, да так и попадет в мировые хроники. Куда, мол, ни сунься — везде грубиян Мейсон громогласно сулит кому–то небывалый по красочности пиздец. А мне с этой репутацией жить приходится.

Ты бы, мужик, начинал уже въезжать в реальность, — пожелал я пилоту не без сварливости. — Учти, еще раз мне такое закатишь — умрешь гарантированно.

Не виноват я, — тоскливо пробубнил усатый, ощупывая пострадавшую голову. — Не могу я выполнять чужие приказы… магия их сраная, чтоб ее! Условие договора!