Отстойник

Билли, видимо, задался тем же вопросом и, возмущенно засопев, поправил на пузе под фартуком что–то увесистое. Эх, куда ни кинь… Как заметит востроглазый Чарли эти его ужимки, так прихватит как пить дать. А в обезьяннике, под отработанным годами жестким полицейским прессингом, Билли им такого напоет, что старикану с ружьем и не снилось.

— Ну, заходи, — я посторонился. — Только ничему не удивляйся и не цепляйся к мелочам. Все равно без ордера ты есть лицо частное.

— Так–то оно так, — кисло согласился Чарли и проник мимо меня в коридор. — Искренне надеюсь, что всех убитых инопланетян вы успели еще в тот раз вынести.

И безошибочно свернул в сторону кухни. Да его не в полиции надо держать, а с мастиффами скрещивать — выводить породу с абсолютным нюхом. Я погрозил Билли банкой, подцепил ногой дверь и дернул на себя. Даже успел ногу вкупе с тапком вдернуть, прежде чем дверь проем с треском замкнулся. Достигается упражнением.

Поспешил за Барнетом.

Разбросанные по полу пистолеты Чарли переступил, словно бы и не заметив. Привык уже. Правда, проходя мимо ружья, заметно напрягся, силясь учуять запах пороха. Не обломилось.

— Кетчуп? — уточнил Барнет, не оборачиваясь ко мне.

— Снаружи, — подсказал я с облегчением. За это время Билли, если только он не имеет цели опозорить весь афроамериканский род тупостью, наверняка успел переложить свой револьвер куда–нибудь в тележку и прикрыть сосисками.

— Это. На полу.

Ага, где лежал Гильермо. Вот нечистоплотный мерзавец, не мог лежать поаккуратнее. Хорошо еще, Мик ему в ходе процедур глаз не выбил. Выбитый глаз черта с два выдашь за следы кулинарных ухищрений.

— Или вино. Фон «каберне» хлещет под кильки, ты ж знаешь.

— Знаю. Или кровь.

А вот еще любопытно: если я сейчас ударю его ребром ладони с оттяжкой под ухо, и он умрет в жутких конвульсиях, как быстро меня вычислят его сослуживцы? Насколько я знаю, отправляясь ко мне, Чарли целиком доверяет свою безопасность старой дружбе и никогда не заботится о подстраховке. Но ведь кляуза наверняка прошла через оператора. Да еще старый хрен имеет обыкновение названивать сразу по всем общественным телефонам, включая скорую помощь, пожарную охрану, аварийную службу и офис губернатора. Вот будет штука: примчится кумир миллионов Шварценеггер по вызову избирателей, а я тут с трупом офицера валандаюсь. Ни руку пожать, ни автограф для мамы попросить, ни как–то оправдаться. Неудобняк выйдет.

Чарли задумчиво потер носком туфли пятно на полу, навострил уши и присел над люком. Оттуда, кстати сказать, доносилось невнятное поскуливание. Вот паршивцы! Не могли читать свои мысли до или после полицейского рейда.

— А это что?

— Ты, Чарли, как марсианин, — буркнул я раздраженно. — А это что, а это что… Купи себе календарь эрудита и учи хоть по слову в день, не могу же я тебя просвещать пожизненно.

— У меня есть, — Чарли стащил с головы шляпу и с достоинством пригладил макушку. — Сегодня с утра узнал слово «декаданс», что значит — «регресс, упадок». Мейсон, а что такое регресс? И там, все–таки, что происходит?

— Фон трахается. Моя очередь следующая. Так что, если у тебя все, иди уже?

— А в подвале почему?

— Там темно. А баба очень страшная.

— Бооооольно!… — просипел снизу Гильермо.

— А так? — заботливо откликнулся Эл.

— Прияааатно…

Чарли поднял на меня очумелые глаза. У меня и самого волосы потихоньку поднялись дыбом, даже футболку прокололи. Вот попал!

— Темно же, — пояснил я нервно. — А баба страшная. Хуже мужика. И перепутать недолго.

Барнет скачком выпрямился, нахлобучил шляпу и принялся исступленно отряхивать пальцы, которыми только что трогал крышку подвала.

— Знаешь, Мейсон, моя тетя Руфь, которая продает страховые полисы, давно сказала, что твой образ жизни тебя до добра не доведет. Если уж все так плохо, чего бы ко мне было не зайти? К нам недавно пополнение прибыло, прямо из полицейской академии, в том числе и вполне приятные девочки…

Ого! Чарли Барнет — сводник. Это что–то!

— Так чего ж ты девочек с собой не взял? Познакомил бы с азами полицейской работы на выезде. Я вовсе не против того, чтобы на мне девушки отработали приемы задержания.

— Я не был уверен, что ты дома. И что тут безопасно.

— Я дома, Чарли. Дуй за девочками.

А пока он будет бегать, я успею навести косметический марафет, навтыкать Элу за его предосудительную деятельность и запереть в подвале фона. Интересно, Айрин сойдет за страшную бабу? Невзирая на все ее мышцы, с мужиком ее не очень–то перепутаешь. Кстати, почему–то сдается мне, что вышеизложенные девочки суть хитрый (а если подумать, то и не хитрый вовсе) рекламный ход, призванный заманить меня в заведение, где стены мне помогать откажутся.

Пока я размышлял, а Чарли корчил брезгливые гримасы, на сцене появился Мик. С книжкой. Я присмотрелся. Сартр, «Бытие и Ничто». Ну еще бы. Серьезному процессу — подобающая аранжировка. Впрочем, сам фон ужасно застеснялся, книжку спрятал за спину, запустил в ноздрю палец и гнусаво осведомился:

— Какими судьбами, человек–свисток? Опять недовыполнил план по поимке слишком шустрых мейсонов?