Отступать некуда

В 1915 году Яков Фишман окончил химфак университета в Неаполе со степенью доктора естественных наук и сразу же поступил в Высшую магистерскую школу. Параллельно он в течение трех лет работал ассистентом в Неаполитанской политехнической школе по кафедре промышленной химии и товароведения, специализируясь по взрывчатым и отравляющим веществам. Окончив Высшую школу в апреле 1917 года со степенью магистра химии, Фишман вернулся в революционную Россию. Второе пришествие в столицу уже не одесского мальчика, но закаленного в туруханских льдах и оттаявшего в благословенной Италии мужа, привело его на политический Олимп. Конечно, в Петрограде тогда хватало «олимпийцев» и без него, но Яков Моисеевич не растворился бесследно среди них. Однажды на него даже обратил внимание сотрудничавший в эсеровских газетах Михаил Пришвин, записавший в дневнике: «8 сентября. На Бассейной в подвале клуб „Земля и Воля“. Потолок низенький, а стены в красном. Мария Спиридонова сговаривается с шайкой рабочих и солдат — „левых социалистов-революционеров-интернационалистов“... Особенно в глаза лезет какой-то Фишман, самодовольная морда, гордая своей плюшевой шляпой».

Спустя короткое время наш герой стал депутатом Петросовета и членом Петроградского комитета ПСР. Являясь одним из лидеров левого крыла эсеровской партии, Фишман активно сотрудничал с большевиками и в октябре был введен в состав Петроградского военно-революционного комитета (ВРК). После свержения Временного правительства и перехода власти к большевистско-левоэсеровской коалиции, в декабре 17-го его назначают заместителем председателя Петроградского комитета ПЛСР и одновременно заместителем председателя Комитета по борьбе с пьянством и погромами, который возглавил старый большевик Владимир Бонч-Бруевич. Был среди балтийских братишек тогда в ходу популярный лозунг: «Допьем Романовские остатки!». Причем главным Робин-гудом в отношении продолжавшего действовать сухого закона, беспощадно громившим винные склады и безвозмездно раздававшим все до последней бутылки любому страждущему, был не кто иной, как старший брат матроса Железняка. Тогда хитрый лис Бонч-Бруевич поручил Фишману на пару с идейным анархистом Анатолием Железняковым разогнать погромщиков, что им и удалось. Но это было лишь началом бурной, со своими взлетами и падениями, карьеры Якова Моисеевича.

Во время начавшегося наступления немцев в феврале 1918 года он входил в состав двух экстренно созданных органов — Всероссийского чрезвычайного штаба и бюро Комитета революционной обороны Петрограда. Его избирают членом революционного парламента — ВЦИК, а по партийной линии — уполномоченным ЦК левых эсеров. После ратификации Брестского мира и ухода левоэсеровских наркомов из ленинского Совнаркома, Фишман в составе южной делегации ЦК отправился на Украину для того, чтобы склонить местные Советы к продолжению войны с Германией. Совершив связанный с массой опасностей тур по маршруту Харьков — Екатеринослав — Таганрог — Ростов-на-Дону — Екатеринодар (в дни наступления Корнилова) — Москва, он вынес из этой поездки много впечатлений и разнообразных связей.

После возвращения в новую столицу, каковой теперь стала Москва, Фишман возглавил боевую дружину ЦК левых эсеров. К этому времени из-за ратификации Брестского мира у партии, к которой он принадлежал, резко обострились отношения с вчерашними союзниками — большевиками. Как вспоминал один из руководителей ПЛСР Владимир Карелин, в апреле 1918 года, «во время II съезда партии состоялось закрытое заседание, в котором был поставлен вопрос о терроре в международном масштабе. Было решено направить террор против виднейших представителей обеих враждовавших между собою империалистических коалиций, а именно: против Вильсона, Ллойд Джорджа, Клемансо и Вильгельма II. Это решение не осталось на словах. В Англию и Германию были посланы члены партии для организации покушения; им было поручено войти в сношения с соответствующими партийными группами этих стран. Встретив со стороны последних возражения, ЦК отказался от своего намерения... Они вошли в сношения с К. Либкнехтом и Ф. Мерингом. И тот, и другой высказались против покушения на Вильгельма, указывая, что оно может быть неправильно понято. В нем могут увидеть национальную месть побежденного русского народа победителю. Зато именно спартаковцы подали мысль об организации покушения на Мирбаха и Эйхгорна». Граф Вильгельм фон Мирбах являлся послом Германии в Москве, а фельдмаршал Герман фон Эйхгорн — командующим группой армий «Киев». Оба они стали мишенью террористов в июле 1918 года.