Отступник

Мы висели над лагерем в гондоле небольшого воздушного судна под названием «Веселая блудница». До отказа наполненный газом баллон «Блудницы» выглядел неряшливо, но нагрузку выдерживал, доказывая верность расчетов Тео Лютера. Церковь запрещала производить порох и взрывчатку – монополия на них принадлежала пастырям. То же самое касалось и воздушных кораблей, так что «Блудница» с парой узких пушек на борту нарушала сразу оба нерушимых закона. Частным лицам не позволялось покупать или строить дирижабли, что сохраняло преимущество церкви в подавлении восстаний. Воздушные корабли в Лурде, пересеченном реками и горными цепями, означали свободу – свободу торговли, переездов, легкость войны и возможность скрыться от налогов и надзора. В землях, окруженных язычниками и еретиками, такая свобода опасна, поэтому пастыри забрали ее.

– Единственная стоящая вещь в религии – музыка, – продолжал мысль Раймонд. – Страсти рождают удивительную гармонию, в которой голоса и инструменты стремятся к небесам. Сладость церковных песнопений… Сколько там томления, сколько печали!

«Блудница» парила, ожидая команды Тео, Раймонд поддерживал беседу, а я забыл обо всем – и летел. Внизу ползли людские фигурки, распался на поля и площади Аш-ти, подпираемый сзади горой, расстилалась, омывая темный город под обрывом, река. Местные звали ее Ситом, что означало «полотно». Через Сит нельзя протянуть мост, лишь корабли или дирижабли могут его пересечь. Холодные воды несутся вперед, словно время.

На борту дирижабля земля утрачивала свое значение, детали сглаживались, города и горы рассыпались на элементы захватывающих узоров. Трудно поверить, что законы, придуманные далеко внизу, действуют здесь, где ты купаешься в облаках. Находясь в воздухе над Сеаной, я понял редких пиратов, пытающихся украсть дирижабли Лурда. Посягнувших на имущество церкви ждала казнь, но ради того, чтобы оказаться среди облаков, стоило рискнуть.

Город мертвых, ревниво охраняемый туманом, не открывал своих тайн и с высоты. Темные шпили под обрывом, окутанные пеленой, словно невесомым полотном, едва различались. Впервые мне стало интересно, как выглядят другие города шуай. Я осознал, что никогда не видел их селений прежде, не был в их землях и никогда не хотел, запертый в границах Лурда точно так же, как в границах доктрины Бога-отца. Эта слепота, равнодушие показались странными. Шуай, не признающие нашего бога, стояли ниже всех на лестнице сословий Лурда. Но черный город-близнец, скрытый речным туманом, спрятанный в прорези скал, выглядел нечеловеческим, огромным, полным тайн и мощи. Его строили не рабы.

– Что ты знаешь о нем? – Я показал Раймонду на город. – Только не говори про руины. Я видел необычные башни посреди тумана. Они уходят внутрь земли, словно стержни какого-то механизма. Туман тоже не похож на обыкновенный, он же никогда не исчезает! Странно, что я никогда раньше не хотел спуститься вниз…

– Похоже, ты внезапно прозрел, – усмехнулся Раймонд. – Кари ничего не говорила о городе. Только то, что мертвые спят и им нужна тишина. Я решил, что это кладбище шуай, чужая магия, куда лучше не лезть. Может, его опустошили в результате войны, сочли проклятым и бросили.

– Мы обязательно должны отправиться туда.

– Когда будет время.

Я чувствовал себя раненым.

Еретичка вернула мне зрение, не придавая этому значения, не обставляя происходящее как пышный церковный обряд или милость. Она сделала это безыскусно, будто подобное мог совершить любой. Словно ребенок, выпотрошивший жабу, мог пожалеть о глупой жестокости – и оживить испорченное тельце. Когда я плакал у нее на коленях, ошеломленный, безъязыкий, то разбился на части и восстал новым человеком, который еще не до конца осознал, кто он. Перед тем, что сделала Кари, я чувствовал детское преклонение, трепет человека, увидевшего настоящее чудо. Все выглядело иначе – резким, обжигающе реальным.

«Это искушение, с которым ты не справляешься. Праведник не станет совершать чудеса просто так. Дьявол соблазняет людей легкими дарами, – твердил внутренний голос, хорошо знающий священные тексты. – Твои новые глаза – глаза бесов. Теперь ты не сможешь видеть, как раньше». Такие мысли отравляли, терзали рассудок. Следовало понять, что Годар проклята, почувствовать нутром инквизитора и бежать подальше от Аш-ти, спасая душу. Но я не мог. Я должен был узнать больше.

Церковь учила, что чудеса существуют, что они во власти Бога, нужно только уповать на него, быть особенным, благочестивым. В результате никто не был особенным. Никто, кроме святых, не мог совершать никаких чудес, но и для них чудеса стояли под запретом, потому что свидетельствовали о чрезмерной гордыне. Кари Годар не опасалась ни гордыни, ни грехов. Бесстыжая грубость некрасивой женщины не знала преград. Она ожидала, что люди сами станут богами или хотя бы постараются ими стать.