Отступник

В каждом из нас скрывается особо едкая разновидность гнева, которую мы приберегаем для тех, кто огрызается, когда мы хотим им помочь. Именно эта разновидность начала нарастать во мне, и я сжал челюсти играя желваками, чтобы не выпустить ее наружу и посмотрел на город. Там по-прежнему раздавался звон колоколов и зарево пожаров, топот ног и испуганные крики вдалеке. Я рывками развязал ее путы, сняв кожаные ремешки. И встав на ноги посмотрел на нее сверху.

— Действительно, какое мне дело до всего этого? До взбалмошной избалованной девчонки, до того, сдохнет ли она сегодня или нет. Если тебе так хочется, иди! — Я отошел чуть в сторону, освобождая проход и махнул рукой в сторону города. — Но прежде чем пойти, вспомни как кричали твои люди, когда их резали там в замке. Вспомни как они умирали, защищая тебя, когда твой дядя приказал тебя убить. Ибо, если ты пойдешь туда, ты встретишься с ними еще до рассвета, но уже на той стороне.

Стоя над ней я видел, как ее лицо скривилось. Она сгорбилась, когда из ее больших черных глаз потоком хлынули слезы. Маска озлобленности и раздражения начала спадать, открывая миру удивительно беззащитное юное лицо. Нижняя челюсть, выдвинутая вперед с боязливой агрессивностью, вернулась в нормальное положение, придав мягкое и дружелюбное выражение, обыкновенного детского лица. Ее грязные щеки ее были круглыми и румяными, кончик носа с плавными очертаниями слегка вздернут.

Я смотрел на нее сверху, она была костеродной маленькой леди из знатного рода, наследницей огромных владений. Но в тоже время это был обыкновенный беззащитный ребенок. Она сидела съежившись в комочек, на рассохшемся от старости деревянном пирсе, всхлипывая и растирая слезы кулачками, вся мокрая и грязная, с тиной в волосах. Совсем одинокая и беспомощная, ее родители погибли, а из всей ее многочисленной родни, единственный кто не хотел ее смерти, это был только ее дедушка. Наместник Райлегга, дон Сальваторе де Моранте. Но он был далеко отсюда, и неизвестно что там с ним. Может на него тоже напали и он мертв. Я увидел в ней себя, когда попал сюда. Я был так же напуган и одинок, но она в отличии от меня, была действительно ребенком.

Шумно вздохнув, и проклиная себя за тупость и черствость, я снова сел перед ней на корточки.

— Прости меня, я знаю, я был через чур груб и резок. Но если бы я правда желал тебе смерти, то просто бросил бы тебя там одну в библиотеке. В одиночку ты была бы мертва уже к утру.

Она сидела не двигаясь с места, и легонько всхлипывала, в ее глазах ясно читалось недоверие.

— У меня есть горячий чай, — вздохнул я. — И булочки.

Летиция надула губки. Затем облизала их, ощутив вкус соленой воды смешанный с кровью.

— Какие булочки?

— Бесплатные, — Я протянул ей руку ладонью вверх.

Помедлив она наконец взяла меня за руку.

— Мои любимые.

Я порылся в ближайшем рыбацком баркасе, позаимствовав еще одну дырявую хламиду. Точно такую же я одел когда сбежал из тюрьмы. Она была вся грязная и пропахла едким потом и рыбой. Но это было гораздо лучше чем ее голубое платье. Она так смешно верещала и возмущалась тонким голоском, отбиваясь от меня, когда я одевал на нее эту хламиду. Она ей была слишком велика, Летиция в ней буквально утонула. Полы волочились по земле и их пришлось кинжалом подрезать. Рукава тоже были до земли, и их тоже пришлось подрезать, чтобы не было видно ее рук, унизанных золотыми перстнями, по два на каждой руке. И они все мерно светились силой. Но глубокий капюшон скрывал ее лицо. Я снял с нее второй сапожек, засунув его под пирс. Заставил потоптаться по грязи босыми ногами. Она с ненавистью смотрела на меня сверкая глазищами и гневно шлепала ножками по жидкой грязи. Но тем не менее это было необходимо, именно так бегают уличные дети, босиком и с грязными ногами. И я хотел, что хотя бы ночью ее под этой грязной хламидой за одного из таких детей и приняли.

Паника нарастала, хоть еще и не была полной. Но каждое сердце уже чувствовало, что рядом беда. Я не хотел рисковать и пошел обходными путями. Через самые темные улочки рыбацкого поселка в сторону нижнего города. Улочки были почти пустынны. Редкие прохожие быстро шли по своим делам не обращая внимания на идущего по краю подростка с ребенком. Летиция не видела во тьме и постоянно запиналась обо все подряд, и постоянно жаловалась, что она разбила ноги. А я шипел на нее и просил заткнуться.

Луны не было видно, но черный купол неба был испещрен ослепительными точками звездочек. В том месте, где сходились три улочки и проход расширялся, я остановился и поднял руку, дав герцогине знак соблюдать тишину. Слышался какой-то слабый щелкающий скребущий звук, как будто шуршит старый пергамент и кто-то ломает маленькие веточки, которые сжимают в руке. В темноте было непонятно, откуда доносится этот звук, но он становился все громче и ближе. Я, не оборачиваясь, схватил Летицую рукой, прижав ее к себе и закрывая, вжимаясь ее в стену стал вертеть головой, чтобы определить местонахождение источника звука. И тут появились они. Крысы.