У меня уже откровенно начинала поджимать пятая точка. Хоть мелкая и говорила, что мне ничего не грозит, а наоборот светит большая награда. Иллюзий я не питал, одно дело наивный ребенок. Другое дело после недавних событий ее жутко злой дед и его правая рука. Карло черный гребанный барон Бранкати. Смело можно предположить, что ныне, после моего недавнего хреноподвига, я вычеркнут из списка людей, которым он вручает подарки на праздник урожая. Если не можешь навредить тем, кто причинил тебе боль, то порой для этого подойдет любой. А кто еще лучше подходит для этой цели как не беглый убийца, который к тому же тебя еще и обокрал. Ценность этого фолианта я даже представить не мог, у меня просто не хватало воображения, сколько теоритически могла стоит эта книга в золоте.
Я сидел на влажном песчаном берегу залива и курил, смотря на луну в ночном небе, размышляя обо всем этом.
— О чем задумался.
— Честно, о том как свалить.
— Летти же тебе сказала, что не даст тебя в обиду.
Я взглянул на нее, отражаясь от моря лунный свет играл в ее больших глазах. Переливаясь всеми оттенками серого.
— Ты же понимаешь Мари, что мелкая пока может говорить, что угодно. А конечное решение всегда за ее дедом.
— Но ты же помог спасти его внучку. Когда никто другой не был способен это сделать, защищал ее. Хотя совершенно не должен был.
Молчание, наполненное шепотом морских ветров.
— В тебе наивности еще больше чем в Аннет.
— А в тебе нет веры людям.
— Мари, я грязный вор, подлый убийца и мерзкий некромант. Конечно у меня нет веры людям.
— Неправда, ты не грязный вор, не подлый убийца и уж тем более не мерзкий некромант.
— Я убивал людей за деньги, а теперь слышу голоса мертвых, чувствую их. Могу ими управлять, естественно я некромант. Вот сейчас защекочу тебя будешь знать, как связываться с повелителями мертвых.
Она переливчато засмеялась, отбиваясь от рук. Села рядом и положила голову на плечо. Все мое существо было наполнено шумом моря. Мы были одни с Мари под луной и сначала вели беседу, как это делают одинокие люди, — какие-то обрывки жалоб, фрагменты разговоров, которые мы уже вели, оставаясь одни. Она поцеловала меня, и мы опустились на податливый песок. Сцепив пальцы и вытянув руки над головой, мы занимались любовью, в то время как луна, покорив море своими молитвами, заставляла его гнать на сушу волны, разбивающиеся о береговую твердь.
Это была близость, не требовавшая долгих разговоров.
Мы обменивались любовными ласками, которые хотя бы создавали иллюзию любви. Мы оба знали, что этому очень скоро придет конец и скорее всего мы больше не увидимся. И потому, наверно, позволяли своим телам высказывать вещи, которые не могли высказать наши сердца.
Насытившись друг другом мы пошли обратно в свою лачугу. Еще было темно, но утро уже незримо ощущалось, собираясь вступить в свои права, неся на плечах новый день. Мари легла рядом с Летицией. А я лег на свой коврик. Рядом с Маркосом и Аннет, что спали в обнимку. Но я не успел провалиться в сладкую дрему. Как почувствовал подергивание. Это столь забытое чувство, когда Полночь предупреждает об опасности.
Меня как на батуте подбросило с земли. Выхватив мечи я шикнул Мари. Чтобы просыпалась и пнул Маркоса с Калебом. Они сначала не поняли и сонно щурили глаза. Потом увидели выражение лица и острые мечи. Сон с нашей лачуги сдуло сильным ветром страха и тревожных ожиданий. Я вышел из лачуги и столкнулся глаза в глаза с самим Наместником. Он как раз повернул из-за переулка в десяти ярдах от нас, безошибочно идя прямо к нам.
Дон Сальваторе де Моранте. Я видел его лишь раз издали, на арене, когда проходили Игры гладиаторов. Но даже если бы не видел, я бы узнал его сразу, даже если его переодеть в обычную одежду. Он был уже стар, это сразу читалось. Но высок, подтянут и силен. Прямая спина какие бывают только у солдат, его осанка, положение головы. Но в его худом и жестком лице была сила, какой не чувствовалось в фигуре, а глаза. В его темных глазах блестела мудрость, приобретенная за долгие годы правления. Хоть дон Сальваторе и был стар, его глаза все еще были способны разжечь огонь на берегу моря. И вот сейчас эти темные глаза столь интенсивно излучали ярость и злобу смотря на меня, что я, казалось, начал ощущать это излучение кожей, как ощущал легкий, едва моросящий дождь.