Отступники

– Вельвет, – позвал я, коснувшись пальцами ее щеки. Смахнул пушинку, и понял, что она держалась на высохшей слезе. Не может быть, чтобы она не пошла со мной. Тогда я украду ее. Утащу насильно. Я не позволю, чтобы ее сделали такой же серой, циничной и необязательно-равнодушной, ничего по-настоящему не ощущающей. Но с другой стороны… Она ведь ненавидит воров. Вообще любых уголовников, пускай даже относительно благородных. И что может ждать ее там? Виселица? Тут, впрочем, тоже не букеты составлять придется. Но там… Что бы ни говорил Вельд, это все равно тьма, полужизнь, постоянный страх, твои преувеличено зловещие карикатуры на стенах, и подозрительные взгляды городских патрулей. И вечная ночь. Дневной свет только в окошке. И грязные норы, одна за другой.

– Престон?

Я с горечью смотрел в ее раскрывающиеся глаза, редкостные глаза, которые в сумраке казались темно-синими, а на ярком свету озарялись светло-голубым цветом, от которого так приятно и смутно щемило сердце.

– Престон!

Вздыбилось одеяло, подушка слетела на пол, предупредительно и сварливо затрещала кровать. Я полулежал, навалившись плечами и затылком на стену, и полностью отстранившись от мира, ощущал только ее голову на своей груди. Это было величайшее и первобытнейшее счастье, и мне вдруг померещился ночной теплый лес, первые дни мира, рокот Первого, рождающего своим чревом новые популяции и виды. И два представителя нового рода, спокойно наслаждающиеся невероятным по чистоте первым в мире ощущением любви.

Она говорила, тихо смеялась, жаловалась, спрашивала, но, не дожидаясь ответа, снова говорила, гнала, наконец-то со спокойной душой гнала прочь боль, отчаянье и обиду на судьбу. А я считал секунды, истощая их одну за другой.

– Почему ты молчишь? – спросила она, придвигаясь ближе к моему лицу. – Хотя, все и так хорошо. Можешь ничего не говорить.

– Я люблю тебя, – сказал я, пальцем приподняв ее подбородок. – Запомни и ты эти слова.

– Я запомню, – она ответила на мой поцелуй.

– Вельвет.

– М?

– Ты хотела бы уйти отсюда?

– Куда? – хмыкнула она. – Мне некуда идти. К тому же мне здесь нравится. Скорее бы настоящая практика как у тебя. Чтобы вот так же, с громкими неожиданностями. А потом вернуться со страшными ранами, и, не обращая на них внимания, мрачно отрапортовать Магутусу… А почему ты спросил?

– Ты действительно хочешь этого? – спросил я глухо.

– Хочу, – она пожала плечами. – А что еще я должна хотеть? Цветущее поместье и веранду с фигурными качелями? Я хочу то, что могу получить. Так это работает.

– А если бы у тебя был выбор…

– Какой?

– Работа похожая, но бескровная…

– Еще чего. Куда интереснее биться с отребьем.

– Вельвет, бывает по-разному. Иногда отребье, это просто непонятые люди, неугодные люди или даже люди оклеветанные …

– На все воля Первого, – сказала она утомленно, и зевнула. – У нас хватит сил взять на себя грех ради благополучия Авторитета.

Лапа Первого, кто из нас должен это говорить? Неужели она?

– Ты говоришь странные вещи, – сказала она озадачено. – Ты словно ведешь меня к чему-то, к какой-то мысли, но я не понимаю тебя. Что-то случилось, Престон? У тебя проблемы? Ты ведь так и не рассказал мне, что там произошло…

И тут я понял, что если не выскажусь, то весь наш разговор будет бесполезен. И начал рассказывать, пытаясь быть предельно ясным и убедительным. И очень старался объяснить себя, хотя это каторжная, мучительная задача, которая не терпит обилия слов.

Она слушала, не перебивая меня не на секунду. А когда я закончил, долго молчала, стуча пальцами по моему нагруднику. Потом встала и перешла на другую кровать.

– Так ты согласился? – спросила она, глядя на меня с непонятным набором чувств.

– Да, и надеялся…

– Что?

– Что ты пойдешь со мной.

– Что я пойду с тобой?! – прокричала она шепотом, и вскочила. – Да как ты смеешь, предатель, червяк, тряпка, перебежчик, баба?!

– Я же объяснил тебе…

– Что? – она подскочила ко мне и схватила за ворот. – Что ты мне объяснил?! Что у тебя кишка тонка убивать врагов?! Которые помогают перетаскивать бомбы! Ты хоть представляешь, что они могли сделать с этой бомбой?! Да тебе плевать, тебе просто хочется чистеньким остаться… Это даже обсуждать противно! Наслушался лепета какой-то лживой поганки, которая шкуру свою спасала! И свою тут же продал! И кому?! Ворам. Ты хоть представляешь что тебя там ждет? Растление, унижение, потеря смысла и веры. А потом, однажды, ты ошибешься, и тебя затравят собаками или бросят в яму. Ты жалок Престон. Ты ничтожен. Я думала, что ты сильнее, а ты действительно просто сливочный папенькин сыночек.

– Вельвет, – неприятно изумился я.