Отступники

Всё это время он много думал об Элет и о её просьбах, требованиях, приказах пойти за Карой и якобы спасти мир. Поэтому, увидев её в очередной раз, он ожидал очередных наставлений… Разве теперь, когда правда открылась, может она убеждать его идти дальше? Возможно, она могла бы дать совет, хотя бы словом помочь остановить Жанетту… Но он ошибся. Элет просто лежала на большой кровати, без спинки и изножья, застеленной ослепительно белой простынёй. Белое платье почти сливалось с этой постелью, равно как и бледная кожа девушки. Её руки были сложены на животе, глаза — закрыты, и Джон понял, что в этом сне она была мертва.

Впрочем, он даже не вздрогнул от этого жутковатого зрелища — в этом сне он себя не ощущал, не мог двигаться, ходить, даже моргать, лишь непрестанно видел мёртвую девушку на белой-белой постели в белой-белой комнате.

Но внезапно посреди этой ослепительной белизны появилось чёрное пятно. Поначалу оно было бледным и незаметным, но потом, будто облачко дыма, стало сгущаться и темнеть, принимая человеческий облик. Происходило это долго, или просто во сне остановилось течение времени, и чем дольше пятно разрасталось, становясь человеческим силуэтом, тем сильнее начинал дрожать Джон. В груди холодело, как будто кровь прекратила свой бег по венам. Но он по-прежнему ничего не мог сделать и проснуться тоже не мог. Руки и ноги не шевелились, взгляд был прикован к ложу, и лишь сердце бешено трепыхалось в груди раненой птицей. И как это остановить?..

Ему казалось, что эта чернота сейчас поглотит Элет, но всё произошло не совсем так.

Силуэт, в который превратился сгусток тьмы, начал проявлять человеческие черты: бледное лицо, тёмные волосы, убранные в скромную причёску, до локтей обнажённые руки, сложенные на груди… Чёрным оставалось лишь платье и чересчур расширенные зрачки — такие большие, что каряя радужка едва проглядывалась.

Джон хотел было отпрянуть, но он всё ещё не чувствовал самого себя.

У изголовья постели Элет стояла Анна.

Она долго и пристально смотрела на неё, не выражая никаких эмоций, и некоторое время в этом сне ничего не происходило. Потом Энни рассказывала, что Джон долго ворочался и будто бы пытался что-то сказать, и он решил, что это происходило как раз в этот момент сновидения: он пытался позвать сестру, но та не обращала на него никакого внимания.

Одна покойница сверлила взглядом другую.

Внезапно Анна наклонилась и положила ладони на лицо Элет, с него — на плечи, на грудь… наклонилась сильнее и коснулась белыми губами её бледного лба. Через мгновение Элет шевельнулась, будто просыпаясь от долгого крепкого сна… Всё это время она не дышала, но её грудь вдруг резко начала подниматься и опускаться, а веки задрожали и постепенно открылись.

Джон хотел отвернуться, но тоже не смог этого сделать. Мир чёрно-белого сна пугал его, вводил в исступление, заставлял неистово дрожать… От страха сердце было готово разорваться. Особенно когда Элет поднялась с постели и взяла Анну за руку. Обе они так и не глянули на него — может, они и не видели его вовсе. Они медленно пошли куда-то вперёд, в беспросветную белизну и со временем растворились в ней вдвоём, обратившись в едва заметное облачко дыма.

Когда Джон проснулся, то первым, что он увидел, была улыбка Жанетты.

И вот они добрались до Конвея — древнего замка, разорённой обители ведьм. Впрочем, от замка здесь мало что осталось: на месте некогда высоких башен виднелись груды камней, сквозь которые уже прорастала трава, а сами камни покрылись склизким мхом. Крепостные стены превратились в небольшие возвышения сантиметров на тридцать-пятьдесят — по ним бегали пауки, и Джона передёрнуло: он вспомнил жуткую ночь в полуразрушенном храме. Помнил он и сон, в котором ему явилась Элет на фоне похожих на Конвей руин, однако в том сне была хотя бы одна целая башня, а здесь… Здесь обитал лишь ветер, пронизывающий до костей и взметающий в небо облака жёлтой пыли.

Однако посреди всех этих руин было нечто целое — высокая каменная арка, не украшенная ничем: ни резьбой, ни лепниной, — вполне обычная, серая и неприметная. Прямо над этой аркой посреди ясного голубого неба сгущался водоворот чёрных туч, из которых то и дело вырывались блестящие ниточки молний.

Джон понял, что это — и есть Врата.

Донельзя довольная и счастливая Жанетта спрыгнула с лошади и медленно, благоговейно, излучая искренний, почти детский восторг, пошла к арке. Ночью она переоделась — надела зелёное шёлковое платье Анны, распустила свои смоляные кудри, в общем, преобразилась как на праздник. Хотя то, что она собиралась совершить, для неё, возможно, и было наиглавнейшим праздником.

Как ни странно, отчаяния, страха, ужаса перед грядущей встречей со вселенским злом Джон не чувствовал. В его измученной душе всё ещё теплился уголёк надежды, что можно ещё что-то исправить, спасти, остановить эту обезумевшую ведьму… Ключ так и оставался у Жанетты, и Джон уже смог убедиться, что меч больше не слушается его, не даётся в руки, будто живое существо. Ну и чертовщина…