Отступница (ЛП)

Я не сомневалась, что после нашего возвращения Майор будет в ярости. Являясь руководителем ОЭС — Отдела Экстраординарных Способностей — он был нашим боссом и лицом, ответственным за надзор над всеми нашими действиями. Мы нарушили его приказ, вернувшись к месту моей миссии. Но это было тем, что я должна была совершить, чтобы покончить с ней. Я была благодарна, что, по крайне мере, Алек понял это.

Он опустил руль вниз, и мы начали снижаться. Полозья вертолета почти задевали верхушки деревьев. Стало видно огромное серое здание ОЭС в окружении маленьких коттеджей, леса, стеклянного купола бассейна и наших тренировочных площадок.

Это, напомнила я себе, мой дом.

Алек направил вертолет к взлетно-посадочной полосе в задней части имения, освещенной красными противотуманными огнями. И, как только я позволила своему взгляду скользнуть дальше на север, то действительно увидела стену белого тумана, надвигающегося на нас. Я резко вздрогнула. Алек повернулся ко мне, отвлекшись от посадочной полосы.

Я заставила свое тело расслабиться, напоминая, что возвращение в штаб означало также и хорошие вещи, например, встречу с моей лучшей подругой Холли. Всякий раз, когда мы расставались, я чувствовала, что маленькая частичка меня остается с ней.

Через мгновенье Алек снова переключил внимание на нашу посадку. Было бесполезно скрываться: свист лопастей пропеллера предупредил Майора и всех остальных о нашем возвращении. Вот он, момент истины...

Полозья коснулись земли, толчок - и мы остановились. Я по-прежнему чувствовала вибрацию по всему телу. В сочетании с моей дрожью, она создавала странную рябь, похожую на ту, что я чувствовала, изменяясь.

Лопасти замедлились, их свист затих.

Тяжесть беспокойства поселилась в моем животе.

Алек убрал прядь волос с моего лба. Золотисто-каштановый локон прилип к взмокшей коже.

— Все будет хорошо. Я на твоей стороне, — мягко сказал он.

От прикосновения Алека моя дрожь прекратилась. Я расстегнула пряжку ремня безопасности, открыла дверь и выскочила наружу. Дыхание вырывалось из моего рта маленькими облачками, а холод просачивался сквозь тонкие подошвы балеток в каждую клеточку моего тела. Был апрель, но в этом году в Монтане зима была особенно суровой. Алек обогнул вертолет и взял меня за руку. В течение двух лет я ждала этого момента его прикосновений, и теперь у меня было все, о чем я тогда мечтала. Я пыталась смаковать момент, несмотря на обстоятельства.

— Давай, пойдем, — сказала я, дернув Алека за руку. — Я хочу разобраться с этим как можно быстрее.

И, пока длится моя новая храбрость, — подумала я.

Мы торопливо зашагали по скользкому тротуару — должно быть, недавно прошел дождь, и вода замерзла тонким слоем. Мой взгляд метнулся в сторону здания, угрожающе нависшего над нами.

Тот, кто строил штаб ОЭС, должно быть, являлся поклонником архитектуры Баухауза с его квадратными формами, четкими и простыми, безо всяких прикрас. Если бы я не знала, что штаб был построен в 1948, задолго до рождения Майора, то поклялась бы, что сам Майор его заказал. Когда, более двух лет назад, Алек и Майор забрали меня, я была разочарована, впервые увидев штаб. Я ожидала увидеть старинную усадьбу с кирпичными дымоходами, оплетенными плющом стенами и каменными горгульями на карнизах крыш. Вместо этого я получила типичное офисное здание. Но, увидев огромные окна от пола до потолка и широкие коридоры, помогающие не потеряться, я передумала. Это было лучше, чем все, что я представляла себе ранее. Однако на этот раз интерьер здания не принесет мне утешения.

Я уже могла видеть Майора, стоящего у панорамного окна в своем кабинете. Скрестив руки на груди, он ожидал нас.

ГЛАВА 1

Ночь свидания. Моя любимая ночь недели — наравне с вечерами, потраченными на «девчачьи штучки» с Холли (ее слова). Иногда мне было еще слишком тяжело поверить, что я и Алек встречаемся уже несколько недель, с тех пор как я вернулась со своей первой миссии. Время ощущалось, как в тумане.

Хотя мы с Алеком не могли сходить в кино или модный ресторан (или даже покинуть штаб) для свидания, ночи были лучшим доказательством, что между нами все реально. Холли пыталась убедить меня приодеться и даже подобрала четыре наряда для меня, чтобы можно было выбрать. Мне казалось, что она относится к этому слишком серьезно. Я пыталась объяснить ей, мягко подбирая слова, что наряжаться ощущалось для меня, как нечто неправильное. Алек видел меня в худших состояниях: плачущую и рыдающую из-за матери, избитую и в крови. Если бы я нарядилась на ночь кино, это выглядело бы, будто я одела маску. Достаточно плохо, что мне приходилось притворяться кем-то для работы; я не хочу делать этого еще и перед дорогими мне людьми. Этот вечер был для меня и Алека, для нас настоящих.