Отсвет мрака

Он с любовью похлопал пищеблок по зеркальному боку. «Техника надежная. Если „харакири“ пережила, то уж не подведет…»

И он вдруг с ужасом подумал, что бы с ним сталось, если бы мрачной памяти когитр имел власть над пищеблоком.

14. ВСТРЕЧА

Панин стоял по колено в белой крупе, которая была здесь вместо снега. От него до корабля тянулась цепочка глубоких следов. Искалеченной рукой держал охапку побитой морозом листвы, в здоровой сжимал мачете, зазубренный и исцарапанный многочисленными заточками. Холод понемногу проникал в его скафандр, потому что неделю назад вспрыгнувший на плечи из засады вродекот выдрал напрочь трубчатую магистраль подогрева. Как будто точно знал, без чего человеку теперь будет труднее всего! Крупа сыпалась с пасмурного неба на Панина и не таяла. Наверное, здесь здорово было бы кататься на лыжах, — думал Панин, переводя дух. — Скольжение такое, что никакой мази не требуется. Разогнаться как следует и ухнуть вниз вон с той горки! Интересно, что там, за этой самой горкой? По-прежнему пепелище, или уже все заросло? Должно быть, заросло… На этой планете все раны заживают, «как на собаке».

Мелко перебирая ногами, чтобы не упасть, он побрел к кораблю. Там его должны были по укоренившейся традиции дожидаться вродекоты. А он в соответствии с той же традицией должен был от них отбиваться. Да при том еще не растерять свою добычу. Так происходило из дня в день, и никаких изменений не предвиделось.

— У, сколько вас нынче, — сказал Панин, останавливаясь. Поплотнее перехватил охапку, опустил забрало шлема — как рыцарь на турнире. Выставил перед собой мачете. — Ну, что медлите?

Вродекоты уже наползали на него серой лавиной. Они не торопились: видно, тоже привыкли. Знали, что он отобьется, что сегодня больше ничего не выйдет и что завтра все повторится сызнова. И что все едино, раньше или позже, эта добыча достанется им.

— Много вас, — бормотал Панин, с пригнутой головой идя им навстречу. — Уж сколько я ни жег, ни рубил, а вас все прибывает…

Тот, что бежал первым, видно — опытный уже боец, не одну рану зализавший от этих каждодневных сшибок, с ходу вцепился в руку, что держала мачете. Заскрежетал зубами по металлическим манжетам, но хватки не ослабил. Панин беспомощно закрутился на месте, пытаясь сбросить с себя этот живой капкан. Но уже подоспели остальные, опрокинули, выбили из рук и раскидали биомассу, залязгали клыками в поисках уязвимого места. У Панина сбилось дыхание, он барахтался, пытаясь выпрямиться, но на этот раз ничего путного у него не получалось, а проклятый зверь по-прежнему висел на руке, не давая освободиться, и упрямо вгрызался в металл… Мачете выпал из разжавшихся пальцев, исчез в снегу.

— Встать… — хрипел Панин. — Надо встать… Иначе смерть…

Сил уже не было.

И вдруг оголтелое зверье разом отхлынуло. Панин не сразу понял, что в его положении произошли перемены. Он приподнял голову, смахнул снег с забрала. Квазифелисы широкой дугой отходили от него, пятились, припадая на брюхо, ощерив пенящиеся морды, прижав уши-граммофоны. И смотрели не на Панина, а куда-то поверх него, в сторону леса. Казалось, они не то растерялись, не то были напуганы до крайности.

Панин, лежа в снегу, обернулся.

Из-за недалеких деревьев, высоко вскидывая тяжелые лапы, на них надвигалась целая орда здоровущих вродекотов. Просто огромных, по сравнению с теми, что чуть не прикончили сейчас Панина. В тусклых лучах местного светила их густая серая шерсть отливала голубым.

Панин не знал, что и подумать. Если честно, то ему трудно было вообще о чем-либо думать в такую минуту. Но вот что напомнила ему эта донельзя странная картина: атаку конницы Чапая из одной старой-престарой видеоленты.

Он не ошибся, хотя и сам того не знал. Как не знал еще, что эти невиданные квазифелисы, чье появление, по логике, вряд ли сулило ему что-то хорошее, на самом деле никакие не квазифелисы, а паниксы.

А покуда он валялся без сил и ждал, чем все кончится. Только когда паниксы оказались совсем рядом, пригнулся. Он их не интересовал: гигантские звери бесшумно проносились над ним, ни на шаг не отклоняясь от истинной цели своего набега.

И началась резня.

Панин в полной растерянности подобрал мачете, сгреб разбросанную, втоптанную в снег биомассу и побрел к кораблю. А вокруг него осатаневшие паниксы рвали квазифелисов, оказавшихся необычайно, непристойно беспомощными. Налетали, валили на бок и, не обращая внимания на трепыхание жертвы и случайные укусы, тараном пробивались к горлу… Чистая белизна покрылась красными брызгами.

Отделившись от схватки, к Панину прыжками приближался мощный, похожий на собаку Баскервилей, только голубую и ушастую, панике. Увидев солнечные блики на лезвии мачете, остановился в нескольких шагах. Присел с глухим ворчанием.

— Что тебе? — спросил Панин устало. — Уходи, пожалуйста. Мне с тобой не совладать.

При звуках его голоса зверь припал на передние лапы и завыл.

— Ты… что? — опешил Панин. — Кто… кто ты?. Панике стонал и молотил хвостом по бокам.

— Кто ты?! — заорал Панин, роняя все из рук. — Ниф? Или Наф?.