Оттаявшее время, или Искушение свободой

Сама видела и знаю людей приехавших в те годы из поездок в Англию, Францию, Италию, которым долгое время приходилось выходить из настоящего эмоционального шока. И это касалось не только посетителей загранмагазинов, где они видели тридцать сортов кофе, но и культурно-общественная жизнь поражала масштабом. Очереди на выставки, огромные книжные магазины, заполненные концертные залы и всё это не соответствовало пропаганде духовной нищеты и полной бездуховности свободного мира. Расхожая фраза, что на Западе «мясо есть, а души нет» — была ложью. И можно только горько сожалеть, что та кастрация чувств и засорение мозгов, которые превратили русского человека в зиновьевский персонаж «гомо советикус» — до сих пор даёт о себе знать. Вера, доброта, открытость миру, любовь к ремеслу, земле, путешествиям и… многое другое — подменилось у советских людей завистью и злобой ко всему близлежащему, вечному поиску внешних врагов. Зависть — один из больших грехов, она порождает несчастья и преступления.

Через десять минут я окунулась в прошлое — со всем, что оставила, с тем, что забыла, заглушила. Отец был ласков и предупредителен, будто с больной, перенёсшей тяжёлую госпитализацию и теперь начинающей ходить. А меня и вправду покачивало. Помню, что мы завезли вещи к друзьям, и пошли гулять по Москве. Нервы мои были на взводе, и я плохо себя контролировала.

Да и зачем? Мне казалось что всё, о чём я рассказывала отцу в ту прогулку им сопереживалось. Я видела его участливые глаза, заботу, внимание ко мне и грусть сознание безнадёжности ситуации. Он задавал совершенно банальные вопросы, а я как на приёме у психоаналитика выкладывала всё подряд меня волнующее. Главное, что я рассказывала ему о Никите, о наших чувствах и о полной невозможности их развития. Я говорила ему, что Никита хочет на мне жениться, что мы любим, друг друга, что наши семьи знакомы ещё с начала века, что это судьба и как хорошо, что я, наконец, знаю, что такое соединение душ, и ещё многое другое, что мог понять только мой отец, потому что он был человек проницательный и очень тонко мыслящий. Мы сели за столик маленького кафе и отец произнёс: «Знаешь Ксюша, у тебя состоялось интереснейшее знакомство. О вашем будущем ты сейчас не думай, может быть и устроится. Только никаких глупостей с фиктивным браком и выездом в Израиль, не вздумай! Я посоветуюсь со знакомыми юристами, у меня есть один знаток».

Мгновенно меня охватило глобальное отчаяние, и я, поняла, что все мои излияния души были ошибкой. Страшной, неизбежной ошибкой! Что меня как мотылька затянуло на свет свечи и что тут-то я и сгорю. Не нужно было отцу всё это рассказывать. Я вдруг почувствовала, что мои болячки и раны настолько обнажены, что лечить их будут совсем не доктора «айболиты», а скоро меня поволокут в ГБ объясняться о «НК» и каяться в содеянном. Тут и вспомнились мне предупреждения «ооновской дамы» по телефону.

— А знаешь, ведь тебе было послано продление. Мне так сказали в ОВИРе. Ты могла бы ещё месяц и больше быть с Никитой. Но это из-за неповоротливости наших чиновников. Между ними такая несогласованность, они опоздали тебе сообщить, а ты поторопилась…, — с улыбкой произнёс отец.

— Папа, но это не имеет никакого значения. Всё равно исход наших отношений ясен. Будут письма, телефонные звонки, да и то всё продлится не долго, обсекут. А сюда он приехать не может, и зазывать я его не буду! — я решила сразу расставить точки над «и», чтоб никому не повадно было спекулировать на заманивании любимого человека.

— Времена изменились, и я думаю, что вы сможете переписываться, да и о будущем стоит подумать, а вдруг он приедет, не испугается, коль такая любовь… Его здесь не тронут! Не те времена, да и люди другие, более умные.

Меня пронзили эти слова отца, потому что под словом «другие времена и другие люди» подразумевалось КГБ.

— Нет! Этого не будет никогда! Я не смогу подвергнуть ни Никиту, ни его семью хоть малейшему риску! — мой тон был решительным и резким. Отец, зная меня, понял сразу серьёзность моих слов и больше к вопросу о приезде НК не возвращался ни разу.