Отторжение

Храм Святого Димитриоса после войны нуждался в серьезном ремонте. Штукатурка обвалилась, мозаичные иконы частично разрушились, у кого-то из святых вылетел указующий перст, у другого на месте глаза красовалась неопрятная черная дырка. Стадии ремонта задокументированы на снимках, она видела только один. Перед храмом – множество прямоугольных мраморных плит. Надгробие на надгробии на надгробии… Штабеля надгробий со старинного сефардского кладбища. Их потом повернут надписями вниз, так что слова благословения и напутствия усопшему можно будет прочитать только из-под земли.

А они и так знают…

Все же решилась – открыла тяжелую дубовую дверь. Внутри оказалось гораздо светлее, чем она предполагала. Бордовый бархат, огромные позолоченные канделябры. На стене, отгораживающей алтарь, изображения мучеников – тоже в золоте. Ангелы с мечами гнева и справедливости. Налево, в первом зале базилики, происходит таинство крещения. Серьезные лица родителей. Даже младенец не пищит, неким загадочным образом осознает важность обряда.

И вот, на глазах Воительницы, еще один агнец прибивается к стаду Господню.

“Агиос Димитриос, без сомнения, самый важный храм в Фессалониках – с религиозной, исторической и художественной точек зрения”, – сообщается в туристской брошюре.

Катрин прошла дальше. Посмотрела на прихожан на деревянных стульях, все с закрытыми глазами. Молятся. Невнятный гул молитв поднимается к куполу, то усиливается, то затихает. Ничего бы не изменилось, даже если бы они молились громко, – святость и позолота приглушают голоса, они звучат по-иному, словно величие нефа подчеркивает ничтожество объема и массы бренных человеческих тел. Наверное, даже отчаянный вопль прозвучал бы в этом величественном зале сдержанно и благопристойно. Прихожане, как по команде, крестятся, тихо бросают монетки в мраморную чашу, берут тонкие стеариновые свечи и молча ставят перед иконами. Ритуалы… они призваны объединить всех верующих. И усопших, и тех, кто молится в церкви в эти минуты, и тех, кого принесут крестить – сегодня, завтра, через годы и десятилетия.

“Особый интерес представляют уникальные по ценности и красоте мозаики пятого века”.

Брошюра для туристов не врет.

Идите налево и спуститесь в крипту, сказал аптекарь.

Под храмом хранятся реликвии, мощи мучеников, благоухающие миррой и святостью. Достаточно подойти поближе, и тебе тоже достанется порция благодати. Когда-то здесь была римская терма. Потом содержали плененного Димитриоса, пока его сердце не пронзил копьем стражник-язычник по приказу императора Галерия. На этом месте построили часовню, а вскоре и базилику. Потом базилика стала мечетью, а еще позже – опять церковью.

Катрин осторожно спустилась по источенным временем ступеням. Потолок становился все ниже, под конец она вынуждена была пригнуться. Довольно затхлый воздух.

А дальше – причудливый лабиринт из облагороженных римских и византийских развалин. Стеклянные стенды, где хранятся мощи святых. Туристы движутся медленной очередью с мобильными телефонами наперевес, но она на них не смотрит. Катрин смотрит под ноги. Опять она стоит на камнях, принадлежащих давно умершим людям.

Мерцающий, как жемчуг, каррарский мрамор со стесанными надписями на иврите. Стесанными кое-как, но все еще можно видеть изящные и загадочные буквы древнееврейского алфавита и рельеф по краям в виде виноградной лозы. На других плитах нарочито небрежные следы стамески каменотесов – очевидно, посчитали, что они придают камню эстетическую многозначность и обаяние древности.

Весь пол – кладбище.

Кладбище, которому здесь не место.

Кладбище забвения в ожидании памяти.

Ей не хочется смотреть на почтительно вытянутые физиономии туристов у стендов, где выставлены подсвеченные мощи. Подсвечены со вкусом, дизайнер понимал, как вызвать и усилить ощущение святости. Туристы умиляются одним останкам и топчут пыльными башмаками другие.

Ее сильно затошнило.

Скорее уходить. Скорее. Скорее… куда угодно, только не оставаться в этом месте, в соборе великого бесчувствия и еще более великого равнодушия.

Перешагивая через ступеньку, поднялась по лестнице. Наверху, в торжественной обстановке православной церкви, с бархатом и благовонным ладаном, полегче, но и здесь она не хочет оставаться. Не хочет смотреть на молитвенно сцепленные руки перед слепыми от позолоты иконами.

Нашла выход на задний двор собора. С десяток женщин, дети и два пожилых господина ждут очереди у переносных туалетов. Пахнет мочой, потом и духами.

Катрин отошла в сторону и остановилась в тени платана, дождалась, пока пройдет приступ тошноты. Посмотрела по сторонам и опять увидела надгробия под ногами стоящих в очереди людей. И под самими туалетами. И под ее ногами. Сефардские могильные плиты. Ими вымощен весь задний двор.