Отцовские грехи

Он указал пальцем на возвышение, которое было впереди и где был слышен громкий скрежет. Там стояли механические дробилки, куда сбрасывали камни.

– Понял, – сказал Ярослав и взялся за рукояти.

Тяжелый груз сдвинулся с места. Ярослав и напарник медленно передвигали тележку вверх. Взобравшись, они высыпали в дробилку все камни, которые превращались в пыль и песок. Спускаясь обратно, партнер, идя рядом с Ярославом, тихо сказал:

– Поговорим после работы.

Ярослав обрадовался и с облегчением вздохнул, что сможет узнать своего напарника. Он умолк и больше не задавал вопросов. Каторга продолжилась.

Долгий и изнурительный день кончился. Пленников возвращали. Один из охранников пересчитывал последнюю группу, в которой находились Ярослав с напарником. Подсчет быстро закончился, все были на месте. Комната открылась, заключенные зашли внутрь, дверь заперлась. Пленники разбрелись и стали отдыхать.

Ярослав начал искать напарника. Оглянувшись по сторонам, он увидел его и захотел подойти первым и познакомиться, однако ему не удалось. Напарник подошел к женщине, возле которой стояли два ребенка. Он целовал и обнимал их. Ярослав понял, что это была семья, и потому решил отойти в сторону и не беспокоить.

Ярослав присел, прижался к каменной стене и стал отдыхать вместе с остальными. Вдруг он вспомнил про серебряный крест, который висел у него на шее. Взял крест, посмотрел на распятого Иисуса Христа, перекрестился и поцеловал его. После этого внимание Ярослава переключилось на руки, в которых чувствовалась жгущая боль. После каторжных работ пальцы и ладони покрылись мозолями, а кожа была содрана до мяса. Ярослав попытался ослабить боль с помощью рубашки, у которой были длинные и широкие рукава. Зубами он оторвал часть ткани с рукавов и стал заматывать левую ладонь. Завязав узел, Ярослав стал медленно сжимать и разжимать кулак, проверяя повязку на прочность. Ладоне было комфортно, но боль все еще оставалась. Он прикрыл глаза и несколько раз подул на ладонь, чтобы хоть как-то облегчить муки. Сделав небольшую паузу, он переключился на другую ладонь. Пока занимался ранеными руками, его партнер уложил спать своих детей, оставил их вместе с женой и подошел к Ярославу.

– Бонжур, – обратился он на французском языке.

– Бонжур, – ответил Ярослав.

– Помочь?

– Да.

Мужчина сел на корточки и стал обматывать правую ладонь Ярослава.

– Твоя семья? – спросил он у своего партнера.

– Уи. Моя жена и дети.

– Сколько им?

– Мальчику исполнилось восемнадцать, а девочке шестнадцать.

– На вид они младше.

– Все так говорят.

– Вы из Франции? – полюбопытствовал Ярослав.

– Уи, – закончив перевязку, он протянул руку и представился, – Леон. Леон Дюпон.

– Мерси боку, Леон, – поблагодарил на французском Ярослав.

Они улыбнулись друг другу и обменялись рукопожатием.

– Же вуз ан при, – сказал Леон на французском «пожалуйста».

– Нет, правда. Огромное спасибо. Если бы ты не помог мне тогда, не представляю, что бы со мной случилось.

– Ты прав. Здесь любят избивать людей, особенно без повода.

– Это я хорошо усвоил, когда попал сюда.

– В первые дни всегда тяжело.

– Мне кажется, к такому нельзя привыкнуть, – иронично улыбнулся Ярослав.

– Согласен. Но, если хочешь жить, приспособишься к любым условиям, даже к самым бесчеловечным, – отвечал Леон.

– Приспособишься? Сколько же вы находитесь здесь?

– Пошел четвертый месяц.

– Господи! – тяжело вздохнул Ярослав.

– Пока держимся, но не строим оптимистичных иллюзий. Мы прекрасно понимаем, что час смерти близок. Нам еще везет, другие и месяца не выдерживают.

– Неудивительно. Пытки, избиения, адские условия труда. Это место, словно ад.

– Это только полбеды. Кто не может встать, тех на месте расстреливают. Поэтому я и помог тебе подняться. Охранники не терпят нарушения дисциплины и будут карать жестоко, особенно за разговоры. Если понимаешь, о чем я, – намекнул ему Леон.

– Прости, больше так не буду.

– Все в порядке. Обычно я люблю болтать, но здесь любой разговор запрещен, и неважно какой, даже перешептываться нельзя. Максимум можно сказать фразу, и то не всегда. Если один из охранников это увидит, тебе не поздоровится. Не пытайся выйти из строя и ничего не спрашивай, пока они сами не обратятся к тебе.

– Никто ни разу не общался с ними?

– Нет.

– И даже не пытался?

– Нет.

– Почему?

– А как ты думаешь? Все боятся, думают, что это бесполезно. И рисковать своей головой тоже никто не хочет. И что мы можем спросить? Спросить, отпустят ли они нас? Мы рабы их воли, их невозможно ослушаться. Здесь все пропитано страхом. Даже мыслей о побеге нет.

– Убивают? – предположил Ярослав.

– Лучше бы убивали, – пояснял Леон. – Здесь люди теряют все. И все, что у них остается, – это последняя надежда. Надежда не на спасение, нет, надежда на легкую смерть. Многие пытались совершить самоубийство с помощью побега. Они верили, что страдания быстро закончатся одним выстрелом в голову. Но нет. Эти монстры умны. Они поступают как нацисты в концлагерях. Ловят пленников, а затем пытают самыми изощренными способами. Причем на глазах у всех, чтобы остальные даже не думали о побеге.