Отцы и дети

- Его мать умерла, - сказала Труди. - Не убивай его, Ники, не убивай ради меня.

- Сниму скальп, а тело выброшу собакам.

Билли не на шутку встревожился.

- Пусть глядит в оба, - сказал он угрюмо.

- Собаки его в клочки разорвут, - сказал Ник, с удовольствием представляя себе эту картину. Потом, оскальпировав ублюдка Эдди, он привалился к дереву и холодно смотрел, как собаки терзают Эдди, но споткнулся и упал, а Труди крепко обнимала его за шею, чуть не душила и кричала:

- Не убивай его, не убивай, не надо, Ники! Ники! Ники!

- Что с тобой?

- Не убивай его!

- Я должен его убить.

- Он просто хвастун.

- Ладно, - сказал Ник. - Так и быть, не убью, только чтоб не подходил близко к дому. Пусти меня.

- Вот и ладно, - сказала Труди. - Хочешь теперь? Мне теперь так хорошо.

- Пускай Билли уйдет.

Ник убил Эдди Гилби, потом пощадил его и чувствовал себя мужчиной.

- Ступай, Билли. Ты все время торчишь около нас. Уходи.

- Черти, - сказал Билли. - Надоело мне это. Мы зачем пришли? Охотиться или нет?

- Можешь взять ружье. Там остался один патрон.

- Ладно. Уж я достану ту черную.

- Я тебя тогда позову, - сказал Ник.

Прошло довольно много времени, а Билли все не возвращался.

- Как, по-твоему, будет у нас ребенок?

Труди скрестила свои смуглые ноги и прижалась к Нику.

Что-то в Нике отошло куда-то очень далеко.

- Не думаю, - сказал он.

- Будет, ей-богу, будет.

Они услышали, как выстрелил Билли.

- Интересно, убил или нет.

- Наплевать, не ходи, - сказала Труди.

Билли вышел из-за деревьев. Он держал ружье на плече и нес черную белку за передние лапы.

- Смотри! - сказал он. - Большая, больше кошки.

- Где ты ее убил?

- Там, дальше. Увидел, как она прыгнула.

- Пора домой, - сказал Ник.

- Нет еще, - сказала Труди.

- Мне нужно вернуться к ужину.

- Ну что ж. Ладно.

- Пойдешь на охоту завтра?

- Ладно.

- Белку можешь взять себе.

- Ладно.

- Выйдешь после ужина?

- Нет, не выйду.

- Тебе хорошо?

- Хорошо.

- Ну, вот и ладно.

- Поцелуй меня, - сказала Труди.

Теперь, когда он ехал по шоссе в автомобиле и темнота надвигалась все ближе и ближе, Ник перестал думать об отце. По вечерам он никогда о нем не думал. Вечер всегда принадлежал одному Нику, и в это время он чувствовал себя хорошо только в одиночестве. Отец возвращался к нему осенью или ранней весной, когда в прерии появлялись бекасы, или когда он видел кукурузу в копнах, или озеро, или лошадь, запряженную в шарабан, когда он видел или слышал диких гусей, или когда сидел в засаде на уток; или вспоминая о том, как однажды в сильную вьюгу орел упал на прикрытый полотном капкан и пытался взлететь, хлопая крыльями, но зацепился когтями за полотно. Отец вставал перед ним неожиданно в запущенных фруктовых садах, на свежевспаханном поле, в зарослях кустарника, на невысоких холмах, или когда он ходил по сухой траве, колол дрова, носил воду, возле мельниц, на плотинах и всегда у костра. Города, в которых жил Ник, были уже не те города, которые знал его отец. После пятнадцати лет у него не осталось ничего общего с отцом.

В морозы борода у отца покрывалась инеем, а в жаркую погоду он сильно потел. Ему нравилось работать в поле на солнце, потому что это была его добрая воля, и он это любил, а Ник - нет. Ник любил отца, но не выносил его запаха, и один раз, когда ему дали надеть отцовское белье, которое село и уже не годилось отцу, Нику стало до того противно, что он спрятал белье под двумя камнями в ручье и сказал, что потерял его. Когда отец заставил его надеть белье, он сказал отцу, в чем дело, но отец ответил, что белье только что из стирки. Так оно и было. Ник попросил отца понюхать, он сердито понюхал и сказал, что белье чистое и свежее. Когда Ник вернулся с рыбной ловли и сказал, что потерял белье, его высекли за то, что он говорит неправду.

После этого, зарядив ружье, он долго сидел у отворенной двери дровяного сарая и, взведя курок, смотрел на отца, который читал на крыльце газету, и думал: "Я могу выстрелить в него. Разнесет в клочья". В конце концов он почувствовал, что гнев его проходит, и ему стало как-то противно вот это самое ружье, подаренное отцом. Потом, хотя уже стемнело, он ушел в индейский поселок, чтобы отделаться от этого запаха. Из всей его семьи только от одной сестры пахло приятно. Со всеми остальными он избегал соприкасаться. Это чувство притупилось, когда он начал курить. И прекрасно. Такой острый нюх годится для охотничьей собаки, а человеку он ни к чему.

- Папа, расскажи про то, как ты был маленький и охотился с индейцами.

- Не знаю, право, как тебе рассказать.

Ник удивился. Он и не заметил, что сын уже проснулся. Он посмотрел на сидящего рядом мальчика. Он не ощущал его присутствия, а мальчик не спал. "Когда же он проснулся?" - подумал Ник.

- Мы по целым дням охотились на черных белок, - сказал он. - Мой отец выдавал мне по три патрона в день и говорил, что это приучит меня целиться, а не палить весь день без толку. Я ходил с мальчиком индейцем, которого звали Билли Гилби, и с его сестрой Труди. Одно лето мы охотились почти каждый день.

- Странные имена для индейцев.

- Да, пожалуй, - согласился Ник.

- Расскажи, какие они были.