Отвергнутые Мертвецы

– Ты не пользуешься вторым зрением, – сказала Сарашина, слегка наклонив голову. Каю помстилось, что он уловил в её голосе недовольные нотки.

– Не пользуюсь. Моя аугметика позволяет мне прекрасно видеть в темноте.

– Я знаю это, но зачем она тебе нужна?

– Мне не нравилось быть слепым. По-настоящему слепым, я имею ввиду. Я скучал по чтению.

– Для тех, кто лишён глаз, тоже есть книги.

– Знаю, но предпочитаю, чтобы слова сами приходили ко мне, – сказал Кай. – Письменная речь – нечто большее, чем считывание слов со страницы кончиками своих пальцев. Языковая письменность обладает визуальной красотой, и в этом тактильный шрифт никогда не сможет с ней сравниться.

– Я бы с тобой поспорила, но это разговор для поздней ночи, и так, чтобы между нами лежала хорошая книга, и стоял кофейник с горячим кофеином. А могло случиться так, что ты пожелал обрести глаза вновь, цепляясь за некий аспект своей прошлой жизни – той, которую ты вёл до вступления в Телепатика?

– Я не знаю, – сказал Кай. – Может, и так. Я не понимаю, почему это может быть важным.

– Это может оказаться критическим для понимания того, почему ты больше не владеешь Нунцио и не можешь открывать свой разум грёзам своих собратьев.

– Я знаю Нунцио, – ответил Кай, защищаясь. – Я освоил эту дисциплину за год.

– Тогда почему ты здесь? Почему Дом Кастана отослал своего ведущего астропата обратно в Город Прозрения?

Кай не ответил, и она остановилась возле открытой двери кельи.

– Я здесь, чтобы помочь тебе, Кай, – сказала Сарашина. – Ты был моим лучшим учеником, так что если ты потерпел неудачу, то это и мой провал тоже.

– Нет, – ответил Кай. – Не в этом дело. Это просто... что случилось на "Арго"...

Сарашина подняла руку, чтобы его остановить.

– Не говори об этом здесь, пока другие лежат в своих кроватях, – сказала она, делая жест в сторону верениц келий, которые тянулись вдоль коридора. – Поспи. Помедитируй какое-то время, если это тебе поможет. Приди в себя, и я поговорю с тобой утром.

Кай кивнул. Хоть его мысли и скакали, как сумасшедшие, его тело требовало сна, и несмотря на то, что постель для новичков отнюдь не была удобной, он ждал не дождался в ней очутиться. Он шагнул в келью и переступая порог, уловил  во тьме призрачный шелест далёкого голоса. По каждую сторону от двери замерцало по шепчущему камню, и он спросил себя, в чьи грёзы или память он мимолетно вторгся.

В стенах Города Прозрения, воспоминания были слишком общедоступными, и в большинстве своём, они не относились к разряду тех, которые хотелось бы иметь. Никто не погружался в них слишком надолго, если ему было дорого здоровье собственного рассудка. 

Кай знал это лучше, чем кто-либо.

4

Дверь кельи захлопнулась, дерево громко стукнуло о камень. Щелчка замка, обычного в случае комнаты с новичком, не воспоследовало, но Кай ощущал присутствие двух Чёрных Стражей по ту сторону косяка. Сарашина могла разговаривать с ним, как с блудным сыном, но Головко был совершенно другой статьёй. Кай мог только предполагать, какие кошмары вызывало у настоящих новичков соседство вздорного генерал-майора.

Его дорожный чемодан ещё не добрался до кельи, и Кай подозревал, что Чёрные Стражи сейчас исследуют его личное имущество на предмет любого намёка на что-нибудь угрожающее. Им ничего не найти. Кай не захотел взять ни одной вещи с "Арго", и все его пожитки насчитывали лишь несколько сорочек, несессер с гигиеническими принадлежностями, прекрасно скроенный костюм от швейных домов Нихонского полуострова и, конечно же, многочисленные тома его Онейрокритики в кожаных переплётах.

Для Чёрных Стражей книги не значили ничего, но криптэстезики тщательно исследуют их, чтобы убедиться, что они не содержат скрытых символов, которые послужили бы тревожным звоночком.

Они ничего не найдут, но Кай понимал, что они обязаны проверить.

Обстановка внутри кельи была скудной, и в ней не было ничего, что могло бы сказать, кто в ней до этого жил. Это имело смысл, поскольку любой отголосок предыдущего обитателя повлиял бы на грёзы Кая. Вдоль одной из стен располагалась узкая койка с простеньким рундуком у её подножия. Напротив кровати помещались стул и маленький письменный стол. На блоке промокательной бумаги, рядом с роговой чернильницей и пером, лежала чёрная тетрадь.

Стена над столом была расчерчена пустыми полками, только и ждущими, чтобы их заполнило неуклонно растущее собрание томов астропатической Онейрокритики. Они были короткими, поскольку новичку требуется время, чтобы создать исчерпывающую коллекцию образов и символов и архив с записями грёз.

Кай поставил на стол бутылку амасека, которую он взял в скиммере Дома Кастана, и поднял со стола тетрадь. Он бесцельно пустил веером её плотные страницы, втягивая запах бумаги, хрустящей от своей новизны. Все страницы были чистыми, ждущими, чтобы их заполнили воспринятым в грёзах, и Кай осторожно положил книжицу обратно. Она была пустой, но потенциал того, что могло бы заполнить её страницы, наводил на мысли о заряженном пистолете.