Отверзи ми двери

- В том-то и дело - кто? Рабы Божьи, христиане, святые люди, а не русские, мордва, черемисы. Вы уж тогда размышляйте не о проблемах христианства, отправляйтесь в какой-нибудь наркомнац - было такое, помнится, учреждение, где Сталин наркомом... О чем речь - я никак в толк не возьму? И вы еще это искушением называете?

- Что ж, по-вашему, проблемы национальные - не живые проблемы, разве случайно все на них спотыкаются, а сколько крови через ту кровь пролито...

- Да мне-то что до нее! - крикнул Костя, - мало ль за что люди друг другу глотки перегрызают? Вот я вас потому и спрашиваю - крещеный вы или так, время проводите?

- Крещеный, - сказал Лев Ильич. - Только я в православие крещен, и для меня церковь та, что вон, где-то за углом, быть может, в переулке стоит. Пусть ободранная. И священник в ней - не святой, а такой как я - грешный и несчастный человек, и те ж проблемы каждый день кидают его на землю, когда он молит Христа или Матерь Божию о заступничестве, о том, чтоб дали ему силы справиться с ними.

- Ну пошли-поехали! За углом, Христа он молит. А если ему Христос не даст о чем он Его просит - да уж наверное не даст! Куда он побежит? Что там еще за углом, приглядитесь-ка? А там дадут и много за это не попросят - тридцать все тех же серебряников - цена не изменилась!

- Так о том и благовест, - чуть успокоился Лев Ильич, это уж он понимал. Все те же проблемы у людей и люди все те же.

- Нет, не о том благовест, - сказал Костя, - не для того Господь принял на Кресте муку, чтоб оправдывать эти ваши мерзости, и не для того дары существуют, чтоб эдак ими распоряжаться. Вы за угол намерены бегать: как же, несчастная русская церковь - ее Троцкий расстреливал, Сталин сперва рассеял по лагерям, добивал, а потом кой-кого приголубил, растлевал, Хрущев опять навел шороху, да и теперь та же игра - за веревочки дергают. Несчастная церковь святая, гонимая! Вы там, у своего ученого приятеля, что-то о расколе говорили, стало быть, знаете, читали, хотя слова у вас пустые, литературные: надрыв, раздвоенность, антихрист, апокалиптика... Этими, что ль, словами думаете, можно выразить тот ужас и падение богоносного народа и его духовенства в том славном семнадцатом веке, когда этот "надрыв" и "апокалиптика" проявились? Может, мы вещи своими именами назовем, вспомним, что тогда происходило - без Троцкого и Сталина, без Петра и чудовища Феофана - само собой, в той самой церкви, на которой благодать, которая, по вашим словам, все летала над этой, прости Господи, территорией, на ней же и опочила? Ну давайте, вспомним...

- Вы о чем, Костя?

- О чем? Да о том, что не было мерзости, которая бы не расцвела в том богоносном народе - а вы это мило называете "надрыв" и "раздвоенность"? Бесчинства, пьянство, надругательство над святыней, кощунственные языческие игры по христианским праздникам, драки и самоубийства, брань, растление, самый безобразный блуд - крещеных с некрещеными, сестрами да кумами, а иные, как современник говорил, и "на матери своя крестная и на дщерь блудом посягают". Жен отдавали в заклад, а коль не выкупят в срок, те с ними блуд творят беззорно, а там и дальше перепродают. Это, так сказать, в мирской жизни. А в церкви - в той самой, что за углом? Бога от иконы не отличали, верили любой нелепости, волхованиям - а ведь семнадцатый век - не десятый! Ко причастию не ходили годами, десятилетиями, духовных отцов не имели, в храмах ругались, а то и дрались, похищали церковную утварь из храмов, пастырей поносили, избивали, а то и умерщвляли. А само духовенство что творило, напомнить?.. И венчали не по христианскому обычаю - просто за деньги, в монастырях жили в блуде, в монашествующих кельях свободно бывали женщины, а в женских монастырях мужчины, да не в сектах, уж про то что говорить, - в православии! А уж образования-то в духовенстве! Один игумен у другого спрашивал, когда жил Илья-Пророк - до Рождества Христова или после, и прочее. А уж пьянство, которое на Руси всегда было, но ведь в среде духовенства - особо! В прославленных монастырях шло непробудное пьянство, а к чему это вело, догадаться не трудно, монахи уходили из монастырей, бродили по городам, бесчинствовали. А какое воровство процветало в монастырях, а сколь, мягко говоря, сребролюбивы были попы да высшие иереи... И так далее. И тому подобное. Что, забыли иль не читали? А ведь это я вам сообщаю факты, собранные не заезжим злопыхателем, не каким-нибудь де Кюстином - отечественный свод, с самыми патриотическими охранительными идеями собиралось, чтоб доказать, как, несмотря на отдельные безобразия - это и раньше эдак-то писали! - все де благочестиво в этом королевстве...

Лев Ильич молчал. Он далеко-далеко опять услышал тот смешок и боялся шевельнуться, чтоб не напомнить о себе.

- Странно как, Костя, - выговорил он наконец, - откуда в вас такая неприязнь, недоброжелательство, злорадство?