- Действительно страшно, когда русский человек становится последовательным - настолько ломает свою природу, что насильно топит живущую в нем любовь в ненависти... Да уж и идола вы себе избрали - ничего более антирусского, чем все эти хохмы Вольтера и вообразить себе невозможно. А надо ж, в восемнадцатом веке его именем клялись... Но неужто еще мало за двести лет аукнулось? До того дойти, что стыдиться в себе любви к несчастным, затоптанным, себя потерявшим... И это в русском-то человеке? Какие уж тут права, свободы, если у вас у самого, в себе нет права любить? Как нельзя на насилии - хоть это-то вы поняли после всего, что здесь было? - построить никакой справедливости, как расползется фундамент, в основании которого будет слезинка того самого ребенка, так и на ненависти вы ничего не соорудите - не свяжутся кирпичики... Да никогда я не поверю в это вымученное рыцарство, защиту меня, которого вы не любите, моих идей, которые презираете - игра это, Марк, простите меня, иль выверт какой-то от собственного отчаяния.
- Что ж я вам голову морочу? - так же спокойно сказал Марк, только глаза чуть потемнели.
- Да нет, вы не сердитесь, мы с вами истину выясняем, я понимаю и ваше мужество и чистоту...
- Благодарю вас.
- Это не комплименты, я просто хочу понять. Хорошо, вы защищаете права человека, записанные в Конституции и Декларациях. Действительно благородно, да и жертвенность, подвижничество, видов у вас, несомненно, никаких - все прекрасно, достойно, особенно по сравнению с теми, кто сидит за шкафом, или того хуже, мелет языком, произносит гневные тирады, злорадствует, запершись на своей кухне, а сам боится телефона, стука в дверь и наутро послушно лжет, чтоб не потерять зарплату. Какие могут быть сравнения с вами, только гордиться можно, что дожили до того, что появились люди, не запирающие дверей и готовые за свои убеждения умереть и от них не отказаться. Действительно прекрасно... Но вот - один случай, другой, десятый, сотый, тысячный: нарушены права на труд, на образование, свободу совести, перемену местожительства и прочие элементарные права. Вы каждый раз выступаете - нельзя давать спуску. Согласен. Ну а система в этом есть, какая общая концепция, философия, пафос утверждения в чем - на этом Федя и споткнулся? Это хаос какой-то - Конституция это еще не программа организации жизни общества.
- Странно, - сказал Марк, - мне так казалось, что за всем этим, как вы говорите, хаосом фактов и вызываемых ими протестов, за самим принципом ни в коем случае не давать спуску в любой, на первый взгляд, мелочи, уж такая ясная и четкая программа! Демократизация всех государственных институтов, суверенность законодательной и судебной власти - и даже при сохранении принципа социальной справедливости вся страна мгновенно преображается. Все и каждый изменится, только лишь почувствует право быть человеком, а не трусливым животным...
- Это после того, что произошло, в растоптанной и смятой стране, в которой атеизм до такой степени вытравил представления о духовных и моральных ценностях, искалечил выдуманными, преувеличенными предрассудками, поработил унизительным страхом? В стране с невероятной преступностью и развращенностью снизу доверху вы предлагаете ввести неограниченные политические и гражданские свободы? И после этого говорите об ответственности и о своей готовности умереть за права человека? Умереть-то вы несомненно умрете, но как будет с правами и значительно более элементарными, чем право печати и демонстраций?
- Что ж, в Америке, которой всего двести лет, не демократические институты, не демократизм сознания всей нации и не суверенность судебной власти сняли проворовавшегося президента? А нас, которым уже тысяча лет, все еще за ручку надо водить да розгами воспитывать? Только этим, по-вашему, вбивают человеку уважение к собственным правам?
- Сначала та демократия избрала жулика президентом - тоже, кстати, есть над чем поразмыслить. Да и что уж, к чести ли умиляться этой чужой демократией! Какая память короткая. Неужто Хиросиму можно забыть?
- Хиросиму?
- И Нагасаки. Что-то я не слышал о суде над американским президентом. Не было его в Нюрнберге. А ведь следовало, закрыв тот процесс, открыть новый. Что могло быть чудовищней по бессмысленности этого жуткого эксперимента! Или речь шла о спасении
нации? Да в Америке и гранаты одной не взорвалось! Вы говорите о мерзости деспотического режима, а что может быть более мерзко, чем демократия, забывшая о такой вине перед человечеством, перед другим народом? Свободная нация, до сих пор не покаявшаяся в таком злодеянии!.. Демократия, власть большинства, суверенность закона, социальная справедливость!.. А что будет с моим собеседником, мечтающим сидеть в закутке, за шкафом, ищущим Бога?
- Человек должен участвовать в жизни страны, во всяком случае, на первых, самых трудных ее порах.