Если он отнесёт эту урну в полицию, как того хотел Юрий Карпушин, то это вряд ли обрадует туманогорских полицейских. Хотя Тимофей Савельевич был уверен в том, что в урне находится прах пропавшей гражданки Анохиной, доказать это сейчас будет невозможно. А потому никто и браться не будет за такое безнадёжное дело. А добавлять лишнюю головную боль родной полиции Тимофей Савельевич не хотел. Поэтому он решил поступить так: навестить сожителя Анохиной и вручить ему урну с прахом. Пусть он похоронит свою бывшую подругу по-человечески, потому что никто другой это делать точно не будет. Пусть этот человек развеет прах в каком-нибудь памятном для них двоих месте и будет жить со спокойной душой, зная, что его любимая женщина нашла упокоение. И Тимофей Савельевич вновь надел свой пиджак, прихватил пакет с урной и отправился по адресу Лавочкина Николая Ильича, чьи данные имелись в материалах расследования. Благо, на календаре была суббота, и имелись все основания считать, что гражданин Лавочкин находится сейчас у себя дома.
Поднявшись на второй этаж четырёхэтажного кирпичного дома, Тимофей Савельевич подошёл к нужной двери и поморщился. Входная дверь в квартиру была старой, и в некоторых местах на ней имелись заметные вмятины. И насколько убого выглядела квартира, располагавшаяся за этой дверью, приходилось только догадываться. Но Тимофей Савельевич решил, что следует надеяться на лучшее и нажал на дверной звонок. И вскоре Лавочкин Николай Ильич, собственной персоной, появился на пороге.
Это был мужчина лет пятидесяти, но выглядел он старше из-за глубоких морщин на лице и землистого цвета кожи. Он был трезв, что уже являлось удачей, и Тимофей Савельевич заговорил с ним.
– Николай Ильич, если не ошибаюсь?
– Он самый, – ответил мужчина, стоящий в дверном проёме. – Что надо?
– Я хотел поговорить с Вами по поводу Вашей жены, – вежливо произнёс Тимофей Савельевич, но Лавочкин прервал его.
– Я не женат и никогда не был, – сказал он.
– Простите, я неточно выразился, – тут же поправился Тимофей Савельевич. – Я по поводу Вашей гражданской жены.
– Я уже сказал, что не женат! – громким голосом повторил Лавочкин и собрался захлопнуть перед Тимофеем Савельевичем дверь, но тот выставил вперёд ногу, чтобы не позволить хозяину квартиры сделать это.
– Я по поводу Надежды Васильевны Анохиной, – уточнил Тимофей Савельевич, надеясь окончательно прояснить ситуацию.
– Надюшка объявилась? – мигом заулыбался Лавочкин, обнажив два ряда прокуренных зубов. – Что ж ты, мужик, сразу не сказал? Проходи! Побазарим!
Тимофей Савельевич не стал отказываться от этого предложения и прошёл в квартиру.
Как и следовало ожидать, внутренняя обстановка жилища была крайне скромной, если не сказать убогой. На стенах – выцветшие отклеивающиеся обои, некоторые розетки были обуглившимися, а некоторые вообще отсутствовали. Вместо них торчали оборванные провода. Мебели было мало, да и ту, вероятно, произвели не менее полувека назад. Зато на некоторых стенах висели старенькие ковры – свидетельства былой роскоши.
Лавочкин проводил своего гостя на кухню и сразу же предложил выпить за встречу.
– Я сегодня выходной! Могу себе позволить!
– А где Вы работаете? – автоматически спросил Тимофей Савельевич, хотя совершенно не собирался ни о чём расспрашивать Николая Ильича.
– Грузчиком в супермаркете, – ответил тот, открывая холодильник.
Лавочкин достал из холодильника кусок сырокопчёной колбасы и четвертушку чёрного хлеба. И Тимофей Савельевич отметил про себя, что в сообразительности Николаю Ильичу не откажешь: в холодильнике хлеб дольше не портится, да и тараканы туда не заберутся.
Затем Лавочкин водрузил на стол бутылку водки.
– Стаканы с полки достань! – обратился он к Тимофею Савельевичу.
– Вообще-то я не пью, – вежливо ответил наш герой.
– Больной что ли? – тут же предположил Лавочкин.
– Да, с давлением проблемы, – честно ответил Тимофей Савельевич.
– Ну, по маленькой-то можно? – стал настаивать Лавочкин.
– В том-то и дело, что нельзя. Врачи запрещают.
– Врачи и не такое придумают! – с видом знатока произнёс Лавочкин. – Нет такой болезни, которую нельзя было бы вылечить водкой!
После этого он сам достал себе стакан.
– Но я не настаиваю, – сказал Лавочкин, открыл бутылку и плеснул себе щедрую порцию горячительного. – За Надюшку! – добавил он и выпил всё содержимое стакана.
Затем он отломил кусок хлеба и принялся жевать его.
– Так что с Надюшкой-то? Она с тобой сейчас живёт?
– Нет, – покачал головой Тимофей Савельевич. – Не со мной.
– Да? – слегка удивился Лавочкин. – А что тогда пришёл?
– Рассказать про Надежду Васильевну, – ответил Тимофей Савельевич.
– А что про неё рассказывать? Она мне не жена! Пусть живёт, как хочет! Я её упрекать не стану.
– Боюсь, что с ней случилось несчастье, – грустным голосом произнёс Тимофей Савельевич.
– А ты не бойся! Она – баба боевая! Умеет за себя постоять! Особенно, когда под этим делом! Ей палец в рот не клади! – тут же охарактеризовал свою бывшую сожительницу Лавочкин, после чего взял в руки колбасу и, даже не нарезав, принялся есть.