— Нет, горным делом в моем мире дроу не занимаются. Это я вот такой уникум. Кстати, Дух Чащи, ты тоже меня удивляешь — ловко притворяешься перед хумансами. Чтобы тебе подобные, да спокойно подошли к костру, да еще и общались с его зажегшими! Ну не поступают так духи чащ, слишком уж ты разумно себя ведешь.
— Ну я-то понятно. Тут, когда с магией нелады твориться начали, с каждым днем все хуже и хуже становилось. Сперва мелочь всякая поисчезала, а вот потом, когда за крохи магии всеобщая резня началась, выяснилось, что в драке одними инстинктами не обойдешься, пришлось ставку не на силу да ярость делать, а на разум и логику. Альянсы заключать, с разными двуногими общаться. А в чужом разуме много полезных идей нахватать можно, только вот, чтобы применять их, уже самому сходно думать надо. А так как идеи в основном человеческие были (уж слишком хорошо это племя в интригах да войне разбираться приспособилось), то и сам не заметил, как потихоньку словно человек думать научился. Много нового, ранее совсем мне ненужного узнал, а теперь-то и остановиться никак не могу. Ты думаешь, я только ради магии с вами контакт наладил? Нет, мне и просто так пообщаться с умными существами интересно — как еще что нового, не касающегося твоего леса, узнать можно? Я ведь перед тем, как в спячку лечь, пока совсем худо не стало, в своем лесу со многими мудрецами приятельствовал. Это потом среди них одни только люди остались. А знания, как я понял, в такой долгой жизни, как моя, лишними не бывают. Такая вот философия.
— Философия? С греками случайно общаться не приходилось?
— Это с эллинами-то? И они забредали.
В моем мозгу медленно начали всплывать расплывчатые сведения из школьного курса истории, и среди них молнией проскочила мысль: это когда ж он в спячку-то впал? Может, он и знаменитую заварушку в Иудее застал? А может, и про первые крестовые походы от очевидцев слышал? Тогда становится понятно, почему в русских сказках образ Духа Чащи такой человечный.
— Послушай, философ, так ты, получается, Лешего и не играл?
— О чем ты, трау?
— О сказках хумансов, в которых ты так хорошо засветиться успел.
— Да, необычный ты трау, это когда же ты здешние людские сказки узнать-то успел?
— Вечерком с моими бойцами побеседуй, узнаешь о себе много нового или старого, с какой стороны посмотреть. Ну и посмеешься заодно. А насчет моей необычности, я тут часть человеческой жизни уже прожил…
Осмотр берегов полянки привел меня к неутешительным выводам. Для того чтобы добраться до камней, придется или городить наплавной мост, или перекидывать длинные бревна с берега до верхушки ближайшего мегалита, а потом соединять их мостками. Работа предстояла муторная и, самое главное, тяжелая. По всему, придется привлекать старшину с бойцами, в одиночку с таким объемом строительных работ не справиться. Да и не сильно-то хотелось. Вот только потом их надо будет отправить подальше — так, на всякий пожарный.
Повернув голову к задумавшемуся философу, я решил разобраться с самой важной из насущных проблем — проблемой стройматериалов.
— Слушай, философ, тут небольшая проблемка образовалась. Зная, как твое племя к вырубке леса относится, задаю шкурный вопрос: на благое дело запуска маг генератора десятка три бревен не одолжишь?
— Трау, как есть трау. Все норовите по живому резать… Одолжить, говоришь? Очень уж строение фразы знакомое — ты случайно большую часть прожитого тут времени не под стенами Иерусалима провел?
С самолетом все оказалось не так радужно, как расписывал капитан. Расчалки на стабилизаторе мы закрепили, это у нас проблем не вызвало. А вот с обшивкой оперения и, самое главное, с тремя из шести нервюр киля были большие проблемы — для растопки они подходили идеально. Хорошо в самолете обнаружился высокотехничный набор для ремонта — пара кусков парусины, клубок дратвы с воткнутой в него толстой кривой иглой и универсальное средство от головной боли — молоток с маленьким мешочком гвоздей.