Овидий

«Ты позаботься, скажи, о скоте и хозяевах стада,Чтоб никакого вреда не было стойлам моим!Коль в заповедник забрел, иль под деревом сел я священным,Иль ненароком овца траву щипала с могил.Если ступил я на место священное, если от взоров

Нимфы бежали моих или бог-полукозел,Если мой нож нарезал ветвей в раскидистой роще,Чтоб захворавшей овце листьев в лукошко нарвать. Ты уж меня извини!..»(IV, 747-755)

Пастух просит прощения, если заметил дриад, подсмотрел, как Актеон, купанье Дианы или увидел Фавна. Так и в «Метаморфозах» рыбак Главк карается за то, что удил рыбу в неположенном месте, а Дриопа наказывается за срывание цветов с запретного дерева.

Любопытно и предание о богине дверных петель Карне, ставшей возлюбленной Януса. Архаика здесь причудливо сочетается с мифом. Янус подарил Карне ветку с колючками, чтобы она могла охранять двери от злых сил, особенно от зловредных Стриг, своего рода италийских ведьм с огромными головами, острыми клювами и зоркими глазами. Они похищали по ночам грудных детей и питались их кровью, издавая скрипучие звуки, за что их и назвали Стригами. Вознамерившись погубить будущего царя, младенца Проку, они были обмануты Карной, накормившей их потрохами свиньи и прикрепившей к оконной щели заветную белую ветвь. Современные ученые пишут, что предание об этих ведьмах живо и сегодня в Италии. Значит, Овидий собирает и подлинные народные рассказы, архаическая живописность которых ему дорога так же, как и самые нравы и типы «темных» плебеев. Так, любуется он лукавой изворотливостью римских торговцев, почитателей хитреца Гермеса. 15 мая отмечается их праздник, а чтят они Меркурия, чей храм, обращенный к цирку, наполняется в этот день народом. Божеству воскуряют ладан, к Капенским воротам, где протекает источник Меркурия, приходят купцы с урнами и, высоко задрав рубахи, смачивают лавровые ветки, окропляя ими свои товары, и обращаются к божеству с такой колоритной молитвой:

«Смой вероломство мое былое и прежнее, смой тыЛживые речи мои, что говорил я вчера!Если я ложно божился тобой или всуе, надеясь.Что не услышат меня, если Юпитера звал.

Или других богов и богинь обманывал ловко, —Быстрые ветры пускай ложь всю развеют мою!Но широко да отворится дверь моим плутням сегодня,И не заботятся пусть боги о клятвах моих.Ты только прибыль мне дай, меня порадуй прибьггкомИ покупателя дай мне хорошенько надуть!»

Громко смеется Меркурий, с небес услыхав эти просьбы.Вспомнив, как сам он украл у Аполлона коров.(V, 681-692)

Остроумие, добродушие, веселая усмешка стоящего на высоте культуры автора, с явным удовольствием любующегося реалиями повседневного римского быта, — еще одна примечательная черта его многостороннего дарования. Он называет все это «родной римской пылью». Родной… Все римское ему по душе, и это с могучей силой проявляется в его «Тристиях». Но важно и другое — симпатии к простонародью, то, что сблизит его впоследствии и с томитами и на что обратит внимание А. С. Пушкин в своих «Цыганах».

Необычайно интересно, что в поэме создается и своего рода новый поэтический стиль — не чисто элегический и не чисто эпический, автор «распускает паруса» своей элегии, и это особенно заметно в обширных полотнах, в тех эпизодах, что прославили автора «Фастов».