Овидий в изгнании

Моря краток был гнев; и, дрот отложив троежальный,Воды смиряет правитель пучин и возникшего выше

Волн, того, чьи плеча прирожденной одеты багрянкой,Кличет Тритона лазурного он и в звучную дунутьРаковину он велит, да услышат струи и потоки

Знак возвращаться. Полую тот трубу восприемлет,Вихрем взрастающую, от низа широко развившись, —

Гласом ее он брега исполняет под Фебом обоим;Тут, как коснулись ее божественны губы, росимыВлажной брадой, и духом она отступленье пропела,

Вняли глашенью ее все воды земные с морскими —И, сколько вняло их ей, покорилися все совокупно.

Эта труба Тритона, зазвучавшая из глубин того хаоса, над которым Ной видел раскинувшуюся радугу, занимала мое воображение как величавая эмблема умирения, водворяемого манием богов; к прискорбию своему, вижу, что мир еще безвыходно в том обиталище, которое доставляет ему искусство, и кровь на пьяцца Барберини успела пролиться раньше, чем вода».