Овидий

…Постоянного нет во вселенной.Все течет, и меняется вечно обманчивый образ,Ведь в движении всегда пребывает и самое время,Словно река. Ни она, ни летучее время остановитьсяНе могут, и вечно волна на волну набегает.

Гонит ее пред собой, нагоняема сзади другою.Также и время бежит, часы гоня за часами,И, обновляясь всегда, ведь, что было прежде, минуло.Новый миг родился, и мгновенья друг друга сменяют.Видишь, как только родившись, к рассвету ночи стремятся,Этот же день золотой сменяется черною ночью.

Цвет изменчив небес: один он, когда почиваетВсе на земле, и другой, когда Люцифер ясный восходит.Мчась на белом коне, иной он вновь при Авроре,В час, как она, чтобы Фебу вручить, его обагряет.Сам щит солнца, когда поднимается утром на небо,

Темно-багров, и багров, опускаясь вечером в море.Но сияюще бел в высоте, в эфире прозрачном.Так как далек от земли, от нечистых ее испарений.Так же Дианы-луны не может быть лик постоянен,И изменяется он непрерывно в течение суток,То она — серп, а то, округлясь, всем диском сияет.

(XXV, 173 и сл.)

И вот этот-то принцип вечной изменчивости пронизывает всю поэму, которая представляется на первый взгляд причудливым ковром из больших и малых повествовательных миниатюр, как бы независимых друг от друга. Поэма и принадлежит к особому жанру так называемого «собирательного» эпоса, возникшего в поздней Греции, где нет единого сюжета и постоянных героев; такими были, например, поэма Никандра «Изменения» или «Метаморфозы» Парфения, но легенды там были объединены по сходству, классифицировались по видам, у Овидия же в основе лежит новая псевдоисторическая концепция. Он показывает, как человек путем постоянных превращений, часто гибельных и трагических, восходит постепенно к «золотому веку» Августа, когда боги примиряются со смертными и метаморфозы им уже не грозят. Более того, внимательный анализ позволяет выделить основные темы и показать их развитие от первых книг к последним.

Мы обратимся к трем таким большим темам, о которых речь пойдет дальше: темам героического подвига, любви и искусства. Но, конечно, связь между мифами основана и на их принадлежности отдельным местностям (фиванские, аттические и др.), на их тематике (любовь богов, наказание за гордыню и др.), и при этом поэт гениально изобретателен в продумывании разнообразных переходов, в чередовании кратких и длинных рассказов, в смене стилей и настроений. Сохраняет он и принцип расположения мифов, господствовавший в мифологических компендиях: от происхождения вселенной до предтроянского времени, затем к троянскому и послетроянскому, так называемому «историческому».

Последние книги посвящены Италии и Риму. Превращения возводятся в своеобразный закон, царящий во вселенной, люди меняют свой облик под влиянием страстей, по воле богов, из-за роковых ошибок, но и в новом существе продолжает жить главная черта их характера, их суть, неподвластная разрушению; коварный и хитрый царь Ликаон превращается в волка, искусная ткачиха Арахна — в паука, болтливые дочери царя Пиера — в сорок и т.п. Страсти и заблуждения людей, жестокость богов увековечиваются тем самым в мире природы, формируя и очеловечивая ее. Каждое растение, скала, звезда, камень хранят следы былой человеческой сущности.

В поэме с необычайно живой поэтичностью выражено то языческое миропонимание, которое так восхищало Ф. Шиллера, вдохновлявшегося «Метаморфозами»: