— И скребу лошадей, пою их водой, и все такое, и еще хрен знает что. И драю фургон, и полирую, и чищу, и мажу колеса. Те, слышь, кто едет, они жалуются раз в тыщу лет. Могет быть, меньше. Зато их родственнички еще как, грят, уныло звучат, мол. И я мажу и мажу, а ты попробуй сам, трудно, зараза.
— Я тебе завидую, — искренне сказал Шелк.
— Ну, знашь, эт' не шибко тяжело, пока едешь впереди. Остальной день будешь баклуши бить, а, патера?
Шелк кивнул:
— Если никто не потребует Прощения Паса.
Кучер извлек из внутреннего кармана зубочистку.
— Ну, ежели кто, ты сдюжишь, а?
— Конечно.
— И, слышь, перед тем, как мы взяли ее, ты вроде как приговорил много голубей, козлов и все такое?
Шелк помолчал, считая:
— Четырнадцать, включая птиц. Нет, пятнадцать, потому что Гагарка привел барана, как и обещал. Я забыл о нем на мгновение, хотя именно его внутренности сказали, что я… не имеет значения.
— Пятнадцать, и один из них баран. Читать и резать. Да-а, еще та работенка, зуб даю.
Шелк опять кивнул.
— Переться на кладбище на такой плохой ноге и весь день читать молитвы. Только счас ты могешь скинуть с себя ботинки, пока кто-нибудь не решит отдать концы. Тогда не смогешь. Не легко живется вам, авгурам, а? Вроде как и нам, у?
— Ну, знаешь, все не так плохо, пока есть те, кто едут позади.
Оба рассмеялись.
— Что-то случилось? Ну, в твоем мантейоне?
Шелк кивнул:
— Удивительно, что ты услышал об этом так быстро.
— Народ только и трепался об этом, когда я приехал, патера. Я-то сам не шибко религиозный. Ни хрена не знаю о богах, и не хочу знать, но послухать интересно.
— Понимаю. — Шелк потер щеку. — В таком случае то, что ты знаешь, так же важно, как и то, что я знаю. Я знаю только то, что произошло на самом деле, в то время как ты знаешь, что об этом говорят люди, и это может быть по меньшей мере так же важно.
— Секи, я б хотел знать, почему она пришла после того, как никто так долго не приходил. Она сказала?
— Нет. И, конечно, я не мог ее спросить. Нельзя допрашивать богов. А теперь перескажи мне, что говорили люди, которые находились снаружи. Все, что они говорили.
Уже почти стемнело, когда кучер остановил лошадей перед садовыми воротами. Лисенок и Ворсинка, игравшие на улице, примчались с кучей вопросов.
— Богиня действительно приходила, патера?
— Настоящая богиня?
— Как она выглядела?
— Ты хорошо видел ее?
— Ты с ней говорил?
— Она что-то сказала?
— Ты можешь сказать, что она сказала?
— Что она сказала?
Шелк поднял руку, призывая к молчанию.
— Вы бы тоже смогли ее увидеть, если бы пришли на наше жертвоприношение, как были должны.
— Нас не пустили.
— Мы не смогли войти.
— Мне очень жаль это слышать, — искренне сказал им Шелк. — Вы бы увидели Восхитительную Киприду, как ее увидел я и большинство людей, которые находились там, может быть сотен пять, если не больше. А теперь слушайте. Я знаю, что вам хочется узнать ответы на свои вопросы, как мне бы хотелось на вашем месте. Но в следующие несколько дней я собираюсь очень много рассказывать об этой теофании и не хочу повторяться. Кроме того, я расскажу вам все в палестре, во всех деталях, и вы будете скучать, слушая все во второй раз.
Шелк присел на корточки, его лицо оказалось на одном уровне с довольно чумазым лицом более младшего мальчика.
— Но, Лисенок, в этом есть урок, особенно для тебя. Два дня назад ты спросил меня, придет ли бог к нашему Окну. Помнишь?
— Ты сказал, патера, что это будет очень нескоро — и ошибся.
— Нет, я сказал, что это может быть, Лисенок, а не будет. Однако в целом ты прав, конечно. Я думал, что это произойдет через много времени, возможно десятилетия, и очень сильно ошибся. Но я хочу сказать тебе кое-что другое: когда ты задал вопрос, все остальные ученики засмеялись. Они решили, что это смешно. Помнишь?
Лисенок торжественно кивнул.
— Они засмеялись, как будто ты задал глупый вопрос, потому что сами посчитали твой вопрос глупым. И они ошиблись даже больше меня; теперь это ясно, даже им. Ты задал серьезный и важный вопрос, хотя ты и ошибся, когда задал этот вопрос тому, кто знал намного меньше, чем должен был. Ты должен никогда не разрешать себе отворачиваться от серьезных и важных вопросов из-за насмешек. Попытайся не забывать это.
Шелк пошарил в кармане:
— Мальчики, я хочу, чтобы вы для меня кое-что сделали. Я бы пошел сам, но я почти не могу ходить, а тем более бегать. Я дам тебе, Ворсинка, пять бит. Вот они. А тебе, Лисенок, три. Лисенок, сбегай к зеленщику. Скажи ему, что овощи для меня, и попроси самые лучшие и свежие на три бита. А ты, Ворсинка, сходи к мяснику. Скажи ему, что я хочу прекрасные куски мяса на пять битов. — Шелк на мгновение замолчал, размышляя. — Я дам каждому из вас по полбита, когда принесете покупки.
— Патера, какое мясо ты хочешь? — спросил Ворсинка. — Свинину или баранину?
— Пускай мясник выберет сам.