Озеро скорби

Когда Нора назвала ее по имени, девушка на мгновение заколебалась, и Нора подумала, что она сейчас сбежит. Но бежать было некуда, вокруг на акры и акры, до самого горизонта, тянулось лишь черное болото. Наконец Рейчел села в машину, поставив на колени тяжелый рюкзак. Она сидела неподвижно, ссутулившись будто жук, который выставил панцирь, демонстрируя недоверие и готовность защищаться.

— Мой друг, у которого я здесь остановилась, работает на кафедре археологии в Университетском колледже Дублина — вы случайно не там учились?

— Нет, — лаконично ответила Рейчел. Очевидно, она согласилась поехать с Норой не потому, что жаждала поговорить.

— Вам придется рассказать мне, куда ехать. Я точно не знаю, — Рейчел указала направление и снова замолчала. — Вы все живете в одном и том же доме? — немой кивок. — А что людям вашего возраста делать здесь все лето? Простите, я не хотела вас допрашивать; мне просто любопытно. Десять недель здесь должны казаться целой вечностью…

— Я не знаю, что делают другие. Я не провожу с ними свободное время. Они в основном уезжают домой на выходные.

Значит, она не уезжает. В это мгновение Рейчел Бриско показалась Норе особенно юной, ранимой и одинокой. Нора не знала, что еще сказать.

Они свернули возле коттеджа МакКроссанов, затем сделали еще несколько резких поворотов по узким дорогам и наконец подъехали к старому двухэтажному белому фермерскому дому. Микроавтобус «Борд на Мона» как раз уезжал, и Норе пришлось остановиться около ворот, чтобы дать ему проехать. Когда она остановилась на подъездной дорожке, Рейчел открыла дверь и быстро выскользнула из машины.

— Спасибо, что подбросили, дальше я сама справлюсь, — это было явным намеком оставить ее в покое, словно Рейчел поняла, что ей не следует подпускать к себе кого-либо. Что ж, почему бы и нет? Она закрыла дверцу и невозмутимо двинулась к дому. Нора услышала доносившуюся из окон музыку и снова ощутила, каково это — быть в стороне от окружающих. Она сама была белой вороной, но рано нашла убежище в книгах и музыке, в элегантной и абстрактной красоте биологического мира. В школе она часами рассматривала в микроскоп колонии бактерий, не обращая внимания на соответствующую макроскопическую общественную активность вокруг. Может, это было к лучшему. Возможно, для Рейчел Бриско убежищем было уединенное наблюдение за повадками птиц. Лучше самому стать одиночкой, чем позволить другим ранить тебя.

Только остановившись на подъездной дорожке за коттеджем МакКроссанов, Нора заметила сложенный лист бумаги у пассажирского места. Развернув его, она обнаружила короткое вежливое официальное письмо с требованием вернуть несколько книг в Пемброукскую библиотеку в Болзбридже, Дублин. Должно быть, оно выпало из кармана Рейчел, когда та выбиралась из машины. Просмотрев письмо еще раз, Нора заметила, что оно было адресовано не Рейчел Бриско, а кому-то по имени Рейчел Пауэр. Неужели девушка использовала здесь подложное имя? Если только Пауэр не было подложным именем. Молодежь теперь неплохо научилась использовать псевдонимы в Интернете, может, теперь они это везде практикуют. Возможно, у Рейчел была причина жить под двумя различными именами. Нора оставила письмо сложенным на пассажирском месте — она вернет его утром.

Она видела висевшие снаружи на стене рядом с задней дверью желтые непромокаемые куртку и брюки Кормака, но этим вечером что-то в том, как одежда висела на гвоздике, удивило ее. Под костюмом ровненько стояли резиновые сапоги, и все вместе напоминало фигуру человека, прижавшегося к стене. Нора ткнула пальцем в желтую резину и ощутила, как она просела под ее рукой.

Приблизившись к входной двери, она услышала музыку. Тихо открыв дверь, Нора шагнула в прихожую послушать. Сперва она подумала, что это работает магнитофон, но это было не так — играл Кормак, и играл так, как никогда раньше она не слышала — изо всех сил, неистово, с радостью, болью и ликованием, атакуя воздух, выдыхая полноту переживаний в ноты, так что жизнь становилась музыкой, а музыка — жизнью во всей ее всепоглощающей славе. Медленный мотив превратился в рил, в воздухе зазвенели ударные ноты, и кружащий языческий поток рила оказался неудержимым. Нора закрыла глаза, прислонилась к стене и позволила музыке затянуть ее в водоворот. Она не знала, как называлась та мелодия; она слышала, как Кормак играл ее раньше, но ни разу с такой энергией. Сегодня что-то вдохновило его, и он прямо горел, зажженный страстью в нотах.